Изнанка

— Не буду прощаться, — сказал она с ободряющей улыбкой, и даже умудрился пошутить: — Я быстренько, одна нога тут другая там и наоборот. А вы тут держитесь. Слышишь, Капелька? Смотри не вздумай раскисать!

Она поднялась с дивана, подошла к нему.

— Дядя Борь, меня на самом деле Анютой зовут, но мне больше нравится просто Нюта.

— И мне, — кивнул Борис, глядя девочке в глаза. — Приятно познакомится, Нюта. Пообещай, что будешь верить, что я уничтожу эту тварь. Каждую минуту верить. Мне это поможет.

— Я обещаю, дядя Боря. Вы справитесь. Я буду часто-часто закрывать глаза и представлять, как вы побеждаете это чудовище.

— А когда всё закончится, — произнёс Виталий, — мы это хорошенько отметим. Будем сидеть на веранде, смотреть на закат, пить мою фирменную наливку. А ещё мы обязательно сходим на концерт твоей группы.

— И поедим устриц за просмотром советских комедий, — добавил Борис.

Он уже собирался покинуть гостиную, как раздался шум — галка забилась в картонной коробке, пытаясь выбраться. И ей это удалось. Хлопая крыльями, птица запрыгала по полу, а потом застыла и уставилась на Бориса странными, совсем не птичьими, глазами, в которых загорались и гасли золотистые искры.

— Что за… — начал Виталий и замолчал.

— Я уже видела такое! — произнесла Капелька зачарованно. — Помните, я вам рассказывала?

Галка встрепенулась, деловито прошествовала через гостиную, переступила порожек, обернулась, крикнула и снова принялась буравить Бориса взглядом.

— Она зовёт вас, дядя Боря, — сообразила Капелька. — Точно зовёт!

Словно подтверждая её слова, птица загалдела: «Кьяр, кьяр, кьяр!..»

Борис озадаченно почесал щетинистую щёку.

— Похоже, Нюта, ты права. Но я, если честно, не пойму, как мне всё это расценивать.

— Вторая голова! — таинственным голосом сказала Капелька. — Она хочет нам помочь.

Галка перепрыгнула через порожек, вернувшись в комнату, крикнула требовательно и снова прыгнула в коридор. Золотистые искры в её глазах закружились, собрались в одну яркую точку и вспыхнули фейерверком.

Виталий хмыкнул.

— Не думал, что меня ещё что-то может удивить.

Борис глядел на птицу и пытался сообразить, представляет ли она опасность, не является ли это пернатое существо коварной игрушкой в руках бледного человека. Этот мир переполнен обманом, так стоит ли сейчас, когда ситуация достигла точки кипения, пытаться разглядеть в нём что-то положительное?

Стоит!

И причина этому проста: Капелька не усмотрела в птице зла! Лучше аргумента и не придумать.

Галка принялась нетерпеливо кричать в коридоре. Борис покинул гостиную, дошёл до входной двери и выпустил птицу наружу. Оглянулся. Капелька и Марина стояли возле дверного поёма, и он не увидел в их глазах отчаяния. Они верили в него.

Борис кивнул им на прощание, поправил лямку спортивной сумки на плече и шагнул через порог. Дверь за его спиной бесшумно закрылась. Через минуту он уже шагал по чёрному песку, а впереди, делая неуклюжие прыжки, двигалась птица с раненым крылом. Пустыня была безмятежной, с высоты на неё равнодушно взирало бледное око светила.

Ноги по щиколотку утопали в песке, каждый шаг стоил усилий. А ещё и рана на голове саднила. Однако Борис был настроен решительно и унылые мысли не подпускал. Плевать, что путь предстоял нелёгкий, плевать, что пустыня казалась бескрайней. Главное — просто идти. Ориентир — светило. Запас времени — примерно девять часов, пока не начнёт темнеть.

— А что мне надо? Да просто свет в оконце, — в такт шагам забормотал он припев песни группы «Серьга». — А что мне снится? Что кончилась война. Куда иду я? Туда, где светит солнце, вот только, братцы, добраться б дотемна…

Он оглянулся.

Зелёный дом на крошечном островке безопасности. Капелька, Марина и даже раненый Виталий глядели в окно. Он помахал им рукой, и они помахали в ответ.

Галка загалдела, зовя за собой. Борис с трудом оторвал взгляд от людей, которые за эти тяжёлые дни стали для него самыми близкими, и продолжил путь в неизвестность.

Глава двадцать седьмая

Хесс.

Он не помнил своего настоящего имени, но те, кто оказывался в его власти, по непонятным даже ему причинам, произносили: «Хесс, Хесс…» Со временем он стал воспринимать это, как своё имя.

Хесс.

Ему нравилось. С таким звуком песчаные волны перемещались по пустыне его собственного мира. Сухой звук вечности.

Когда-то он был человеком, заклинателем, оккультистом. С тех пор миновало больше трёхсот лет. Хесс не помнил ни своего детства, ни юности, ни страны, в которой жил, ни родителей. Многие вещи даже не стёрлись, а как будто были вырваны из памяти, словно зловредные сорняки. Хесс отчётливо помнил лишь, что проживал в роскошном замке, был богат, являлся магистром культа «Запредельного Безумия», помнил своё служение Великим Червям, обитателям Бездны. Несколько десятилетий он приносил им кровавые жертвы в надежде, что Находящиеся по Ту Сторону даруют ему бессмертие.

И они даровали.