Изгоняющий дьявола

Он сидел, незряче уставившись в пустоту, в сигаретном дыму, среди зыбких колечек воспоминаний. Наконец перевел взгляд на нижний левый ящик письменного стола, нагнулся и вынул оттуда потрепанную школьную тетрадку. Когда-то она училась на курсах английского языка для взрослых… Каррас склонился над столом. Стал осторожно листать дорогие сердцу страницы. Сначала — бесконечные алфавитные столбцы. Затем — простенькое упражнение: УРОК ШЕСТОЙ. МОЙ ПОЛНЫЙ АДРЕС… И тут же листок — попытка самостоятельно написать свое первое письмо: “Дорогой Димми, я ждала тебя…” Другая попытка, снова неудачная…

Он отвел взгляд, но из оконной пустоты на него взглянули глаза матери… Глаза, наполненные болью вечного ожидания.

“Domine, non sum dignus…”[18]

Теперь лицо Риган глядело на него из темноты. В глазах ее стоял крик… и все то же ожидание.

“Скажи хоть слово…”

Каррас взял пленку, вышел из комнаты и направился в лингафонный кабинет. Здесь он нашел свободный магнитофон, заправил ленту, надел наушники и, щелкнув ручкой, стал слушать — все еще напряженно, но уже почти без всяких сил.

Послышалось шипение, механический гул. Затем раздался щелчок: это включился микрофон. “Папа, привет…” — в уши ударил визгливый вой искаженного звука. “Не так близко к микрофону, дочка, — послышался голос Крис Мак-Нил. — Держи его чуть подальше.” — “Так?” — “Еще дальше” — “Так?” — “Ну вот, говори теперь.”

Детский смешок. Стук микрофона по столу. И наконец, голосок — чистый и мелодичный.

“Папа, привет, это я… Хммм”, — еще смешок, потом шепот в сторону: “Никак не могу придумать, что же такое сказать…” — “А ты просто расскажи ему о своих делах, дочка, обо всем, чем ты занимаешься…” — И снова смех. — “Хммм, папа… Э-э… Как ты меня слышишь?.. Сейчас, погоди. Значит, так… Во-первых, мы теперь живем в Вашингтоне. Это, знаешь, где Президент в этом своем доме. Здесь… слушай, давай я лучше начну сначала. Знаешь, папа, здесь…”

Тонкий, мелодичный голос звенел где-то вдали: Каррас не слышал уже ничего, кроме шума крови в ушах. Из самого сердца, гулким эхом отдаваясь в висках, поднялась, пульсируя, грозная мысль: “Нет, то, что лежит в комнате — не Риган!”

Он вернулся в резиденцию, нашел свободную кабинку и до наступления “часа пик” успел произнести мессу. В тот момент, когда дрожащие пальцы разламывали хлеб, вновь в душе его мелькнула надежда, против которой издавна каждой клеточкой своей восставал разум. “…Потому что это тело мое…”

Нет же, хлеб, это только хлеб!

Мог ли он вновь позволить себе обмануться в любви? Забыть о тяжести первой утраты, о давней боли, все еще мучительно острой? Каррас склонил голову и проглотил гостию вместе с новыми слезами о старой мечте. На какое-то мгновение комок застрял в пересохшем горле.

Закончив мессу, Каррас наскоро позавтракал, тут же сел и набросал конспект. Через час он уже заканчивал лекцию в медицинском колледже, с трудом продираясь сквозь дебри сырых, необкатанных фраз: “…Рассматривая симптомы маниакальных состояний, вы…”

“Папа, привет, это я…”

Но “я” — кто это?

Распустив пораньше свой класс, Каррас вернулся к себе и еще раз перечитал все, что касалось так или иначе отношения церкви к паранормальным симптомам бесовской одержимости. “Не слишком ли формальный я выбрал подход?..” Он вновь обратился к сборнику под общим названием “Сатана”, просмотрел основные пункты: “телепатия… вполне естественное явление… передвижение предметов, как сейчас предполагается… по-видимому, тело источает флюиды… наши далекие предки… наука… сегодня следует относиться с особой осторожностью. В самом существовании паранормальных явлений не может быть никаких сомнений, однако…” — Каррас стал читать помедленнее. — “…Необходимо провести тщательный анализ устных бесед. Если речь пациента сохраняет все лексико-грамматические характеристики и прежний стиль, предположение об одержимости должно быть поставлено под сомнение.”

“Нет, все не то…” — Он уронил голову, выдохнул обессиленно. Поглядел на изображение какого-то беса; скользнул равнодушно взглядом по строчке внизу: “Демон Пазузу”. Сомкнул веки.

Транквиль… Перед глазами его яркой, живой картиной прошли вдруг последние минуты жизни французского экзорсиста. Начало агонии и оглушительный вой… змеиное шипение, предсмертная рвота. Вот разъяренные бесы сбрасывают тело с кровати на пол: теперь они истязают жертву только за то, что она скоро умрет и обретет, наконец, свободу. Лукас! Стоя на коленях у кровати, он произносит молитву. Транквиль испускает дух, и в то же мгновение бесы, оставив мертвеца, вселяются в еще живущего. Лукас набрасывается на еще теплый труп, начинает пинать истерзанное, разбитое и загаженное тело. Шестеро сильных мужчин с большим трудом выволакивают его прочь. Каррас видел все это, видел так ясно, как если бы стоял рядом… Итак, экзорсизм — единственная надежда для Риган? И, значит, ему судьбою доверено вновь отомкнуть этот древний сундук, наполненный прахом?