— На каком языке “демон” означает “мудрый”?
— На греческом.
— Ты говоришь по-гречески?
— И очень неплохо.
— Pos Egnokas hoti Presbiteros eimi? — обратился он к бесу на древнегреческом.
— Я, знаешь, как-то сегодня не в духе.
— Значит, не говоришь.
— Я
Каррас поник разочарованно, погрузился в раздумья.
— Это ты выдвинул ящик? — спросил он наконец.
— Как мог ты в этом усомниться?
— Весьма эффектно. Ты всемогущ, должно быть…
— О да.
— Почему бы, в таком случае, тебе не повторить свой подвиг?
— Повторим непременно. Но чуть попозже.
— Ну пожалуйста. Не терпится увидеть это своими глазами.
— Всему свое время.
— Но почему, все-таки, не сейчас?
— Должны же мы оставить в тебе место для сомнений, — квакнул бес, — чтоб ты привел нас всех к достойному финалу… — Он откинул голову и злобно расхохотался. — Как это необычно для меня, как ново — сражаться с истиной в одном ряду! До чего приятно быть с ней в союзе!
И вновь прикосновение к затылку; Каррас застыл: “Опять страх? Но страх ли это?”
— Какой там страх, — ухмыльнулся бес, — опять всего лишь я.
Ощущение пропало. “Очередное чудо? Или телепатия?
— А не мог бы ты прочесть мои мысли?
— Слишком скучны мысли твои, чтобы их читать.
— Значит, и этого ты не умеешь.
— Что ж, будь по-твоему. Будь по-твоему.
“Вынуть святую воду? Сейчас?” В тишине слышно было лишь гудение магнитофона. “Нет, пошли дальше. Побольше речевых фрагментов.”
— И все же ты очаровательное существо, — начал Каррас. Риган ухмыльнулась. — Нет, я вполне серьезно. Хотелось бы узнать о тебе чуточку больше. Ты, например, так и не признался мне до сих пор в том, кто же ты на самом деле.
— Я демон.
— Да, но какой? Как тебя зовут?
— Что есть имя, Каррас? Да и зачем оно тебе. Зови меня пока что, если хочешь, капитаном Гауди.
— Ах да, капитан Гауди, — кивнул священник, — друг Риган.
— Притом необычайно
— Неужели?
— Без всякого сомнения.
— Тогда почему ты мучаешь ее?
— Потому что — друг. Свинке это нравится.
— Нравится?
— Она в восторге.
— Но почему?
— Спроси у нее.
— И ты позволишь ей ответить?
— Нет.
— Тогда какой смысл спрашивать?
— Никакого! — Демон злобно сверкнул глазами.
— С кем я беседовал до тебя? — спросил Каррас.
— Ты уже спрашивал.
— Да, но ответа так и не услышал.
— Еще один дружок нашей очаровательной свиночки, досточтимый Каррас.
— Могу я с ним поговорить?
— Нет. Он занят. С твоей мамашей. Она сосет его, обсасывает до корешка! — причмокнул демон и добавил весело: — Какой прелестный язычок у нее! И ротик тоже ничего…
Волна мгновенной, удушающей боли лишила Карраса дара речи. Но в тот же миг он осознал, что ненавидит демона, не девочку. “
Иезуит встал, глубоко вздохнул и достал из кармана рубашки флакончик.
— Что это там у тебя? — спросил демон и настороженно притих.
— А ты не знаешь? — Каррас полуприкрыл большим пальцем горлышко и окропил Риган водой. — Это, дьявол ты мой, святая вода.
Существо скорчилось вдруг и стало яростно извиваться.
— Она жжет меня, жжет меня, — заревело оно. — Прекрати! Прекрати сейчас же, гнусный святоша! Отстань от меня!
“Истерия. Она действительно прочла обо всем этом в книге.” Каррас закрыл флакон пробкой. Взгляд его упал на работающий магнитофон. “Стоит ли зря тратить время?”
В комнате вдруг стало тихо. Он пригляделся. “Это еще что такое? Что с ней происходит?”
Бесовская личина незаметно сменилась новой маской, очень похожей, но совсем другой. Глаза закатились, сверкнув белками. До него донеслось какое-то тихое, медленное бормотание. Каррас подошел к кровати и, нагнувшись, прислушался. “Что это? Ерунда какая-то. И тем не менее… Слышен ритм речи. Похоже на язык.” Возможно ли такое? Откуда-то из глубины поднялась волна тошноты, забилась, затрепетала под ложечкой. Усилием воли он подавил в себе дрожь. “Ну же, не будь идиотом!..” И все же…
Каррас взглянул на индикатор: стрелка уровня записи стояла на нуле. Он добавил уровень и стал слушать, почти прижавшись ухом к губам. Бормотание продолжалось, прерываясь ежесекундно глубокими хриплыми вздохами.
Каррас выпрямился.
— Кто ты?
— Откинъя — ответило существо тихим, мучительным стоном. Он поднял взгляд: над пустыми белками слабо подрагивали веки. — Откинъя.
Ломкий, надтреснутый шелест этот доносился будто издалека, из темного небытия где-то за границами времени.
— Это твое имя? — Каррас сосредоточенно сдвинул брови.
Губы вновь шевельнулись. До него донеслись какие-то отдельные слоги, тягуче-прерывистое звуковое месиво. Затем все смолкло.
— Ты слышишь меня? — Наступила тишина; в ней слышно было лишь странно приглушенное, сдавленное дыхание — дыхание спящего в кислородной камере. Иезуит ждал, в надежде услышать что-то еще. Но губы остались неподвижными.