Изгоняющий дьявола

…Этот маленький разговор произошел у них с Дайером по пути с кладбища, когда тот пошел провожать ее к машине.

“— Не хотите зайти ко мне ненадолго?

— С радостью бы, но не могу: опоздаю на празднество. — Он поймал ее недоуменный взгляд. — Смерть для иезуита — всего лишь рождение в новой жизни. И мы спешим порадоваться за усопшего. Для нас это всегда праздник…”

В голове у нее промелькнула новая мысль.

— Вы говорили, отец Каррас мучился сомнениями, его смущала слабость собственной веры?

Дайер кивнул.

— Невероятно. В жизни не встречала человека, чья вера была бы столь сильна!..

— Мадам, такси подано.

Крис встрепенулась.

— О’кей, Карл, спасибо.

Дайер поднялся вместе с ней.

— Нет-нет, вы останьтесь, святой отец. Я сейчас — только за Рэгс поднимусь.

Иезуит рассеянно кивнул и проводил ее взглядом. Ему все еще не давали покоя странные предсмертные слова Карраса, те слова, что слышали Шэрон и Крис. Что-то важное было в них, какой-то скрытый смысл… Впрочем, женщины помнили обо всем очень смутно.

И вновь перед мысленным взором его возникли глаза умирающего друга. Что за странная радость вдруг вспыхнула в них? И как пробился сюда лучик… триумфа?

Как ни странно, воспоминание это принесло сейчас Дайеру облегчение. Почему? В мыслях своих он не нашел ответа.

Священник вышел в прихожую, остановился в дверях и стал наблюдать, как Карл загружает вещи в багажник такси. Дайер отер лоб: было жарко и влажно. Затем обернулся на звук шагов.

Мать с дочерью рука об руку спустилась по ступенькам. Крис подошла и поцеловала его в щеку, затем прикоснулась пальцами к лицу, испытующе заглянула в глаза.

— Все хорошо. — Он пожал плечами. — Да, мне кажется… все хорошо.

Она кивнула.

— Я позвоню вам из Лос-Анджелеса. Ну… пока!

Дайер опустил взгляд: будто пораженная каким-то болезненным воспоминанием, девочка хмуро глядела на него исподлобья. Потом, опомнившись, вытянула руки и поцеловала подставленную щеку. Вновь замерла и поглядела на него очень странно… Впрочем, не на него — на круглый иезуитский воротничок.

— Ну, пошли, — выдохнула Крис и взяла дочь за руку. — Не то опоздаем. Пойдем-ка.

Дайер проводил их взглядом и помахал рукой; увидел, как Крис скользнула вслед за Риган на сиденье, послала ему воздушный поцелуй и еще раз махнула из окна. Наконец, свое место рядом с водителем занял Карл; автомобиль тронулся с места и через несколько секунд исчез за поворотом.

Некоторое время Дайер стоял у обочины; из оцепенения его вывел визг тормозов у дальнего тротуара. Киндерман вышел из полицейской машины, обошел ее и вразвалочку двинулся к священнику. Издалека помахал ладошкой.

— Иду прощаться!

— Опоздали. На минуту буквально.

Киндерман застыл на месте, удрученно склонил голову.

— Как девочка? — спросил он, наконец поднимая глаза.

— По-моему, неплохо.

— Ну и прекрасно. Прекрасно. В конце концов, это самое главное. — Он поглядел куда-то вбок. — Что ж, в таком случае — за работу! Опять за нее, родимую… Всего хорошего, святой отец. — Он сделал шаг по направлению к автомобилю, затем как-то нерешительно оглянулся. — Вы в кино ходите, святой отец? Любите вообще кино?

— О да, конечно.

— А у меня контрамарки есть… — Он на секунду замялся. — Собственно говоря, как раз на завтрашний вечер, в “Крест”. Как вы на это смотрите?

— А что там идет?

— “Грозовой перевал”.

— И кто в главных ролях?

— Хатклифф — Джекки Глисон, Катрин Эрншоу — Люси Болл. Что, довольны?

— Видел уже, — бросил Дайер небрежно.

Киндерман поглядел на него как-то тускло и отвернулся.

— Еще один… — Он шагнул на тротуар, взял священника под руку и повел по улице. — Знаете, вспомнил одну фразу из “Касабланки”. Там, помните, Хамфри Богарт в самом конце говорит Клоду Рэйнсу: “Луи, мне кажется, это начало красивой дружбы”.

— А знаете, вы похожи немного на Богарта.

— Ага, заметили наконец!..

…Они шли, пытаясь забыть сейчас обо всем. Чтобы память эту пронести сквозь годы.

От автора

В описании территории Джорджтаунского университета и его окрестностей я позволил себе некоторые географические неточности. Это касается, в частности, Института языков и лингвистики. Дома на Проспект-стрит не существует, равно как и приемной в резиденции Ордена иезуитов — по крайней мере, в том виде, в каком она представлена в романе.

Фрагмент прозы, приписанный Ланкастеру Мэррину, заимствован из проповеди Генри Ньюмана “Вторая весна.”