Изгоняющий дьявола

— Всех обошел — нет ни у кого. — Дайер продолжал шарить по всей комнате. — Понимаешь, я как-то целый год исповедовал ребятишек — ну, к леденцам и пристрастился. Эти негодяи — они просто-таки заражают своим грехом. Там у них леденцоман — каждый третий. — Он открыл табачную коробку, в которой Каррас хранил фисташки. — А это еще что за фрукт? Боб сушеный, мексиканский — угадал?

Каррас вновь подошел к полке.

— Слушай, Джо, честное слово, у меня нет ни…

— А правда, Крис эта ужасно мила? — Дайер плюхнулся на кровать, подложил руки под голову и растянулся во весь свой малый рост. — Очаровательная женщина. Так говоришь, виделся с ней?

— Да, мы поговорили. — Каррас нашел наконец то, что искал: сборник религиозных статей и предписаний, составленный французскими богословами, под общим названием “Сатана”. Он вынул зеленый томик из общего ряда и направился с ним к столу. — Слушай, я правда должен…

— Проста, контактна и никакого притворства, — продолжал разглагольствовать Дайер. — Но главное, она может сыграть решающую роль в дальнейшей моей карьере. Когда мы с тобой сложим наконец свои полномочия…

— Кто это у нас тут полномочия складывает?

— Гомики в первую очередь. Паршивые овцы бегут с пастбищ первыми. Только я один и остался…

— Хватит болтать, Джо. Мне к завтрашней лекции нужно готовиться. — Каррас стал раскладывать перед собой книги на столе.

— Готовься, конечно, о чем разговор. Так вот, являемся мы с тобой, значит, к Крис Мак-Нил, а в руках у нас — мой набросок сценария. Фильм повествует о жизни и деятельности святого Игнатия Лойолы; рабочее название — “Иезуиты на марше”. Мы, конечно…

— Слушай, Джо, ты уберешься наконец сегодня отсюда? — Каррас в сердцах ткнул сигаретой в пепельницу.

— Что, идея не впечатляет?

— У меня работы уйма.

— Так начинай же, черт бы тебя побрал!

— Слушай, я вполне серьезно. — Каррас стал расстегивать рубашку. — Сначала под душ — потом за работу.

— Что-то тебя за ужином не видно было. — Дайер неохотно сполз с постели. — И где это ты ел?

— Нигде не ел.

— Ну и болван. Тому, кто в рясе — какой смысл блюсти диету? — Он подошел к столу и принюхался к сигарете. — Залежались они тут у тебя.

— Слушай, у нас тут есть магнитофон у кого-нибудь?

— Тут леденцов-то днем с огнем не сыщешь. А ты — магнитофон… Зайди в лингафонный кабинет, так будет надежнее.

— А ключ у кого? У президента?

— У дежурного. Тебе он нужен сегодня вечером?

— Да. — Каррас развесил рубашку на стуле. — Где же его теперь искать-то?

— Могу принести.

— Серьезно? Слушай, как я был бы тебе благодарен…

— Ладно, ладно, ваше колдовское преосвященство, пошел я.

Дайер открыл дверь и вышел из комнаты.

Каррас принял душ, переоделся и подошел к столу: рядом с новой пачкой “Кэмела” здесь уже лежали два ключа с бирочками: “Лингафонный кабинет” и “Холодильник столовой”. Под вторым торчала записка: “Пусть ты, лишь бы не крысы”. Каррас невольно улыбнулся, увидев подпись: “Леденюшкин”, — быстро сдвинул все это в сторону и положил перед собой часы. Без двух минут одиннадцать он сел за чтение, в пятом часу утра встал из-за стола. Фрейд и Мак-Касланд, “Сатана” и Остеррайх… В глазах саднило от дыма, пепельница была наполнена до краев. Он растер лицо ладонями, подошел, пошатываясь, к окну и, распахнув ставни, жадно втянул в себя влажную утреннюю свежесть. В том, что у Риган был синдром одержимости, сомнений теперь не оставалось. В каждой из книг описания повторялись: во все времена и у всех народов симптомы были одни и те же. Некоторые из них у Риган еще не проявились: стигматические знаки, тяга к несъедобной, омерзительной “пище”, нечувствительность к боли, частая, неодолимая икота. В остальном был полный комплект: непроизвольное мышечное возбуждение, зловонное дыхание и обложенный язык, общее истощение организма, вздутый живот, раздражение кожи и слизистых оболочек.

Налицо были и два основных, по Остеррайху, признака одержимости: резкие изменения внешности и голоса, а также стремление “новой” личности к независимости и самостоятельности.

Каррас поднял голову, вгляделся в предрассветный пейзаж: даже отсюда, сквозь густую паутину ветвей, можно было увидеть широкое окно спальни Риган… “Новая” личность ведет себя доброжелательно лишь при “добровольной” одержимости, как у медиумов. Он вспомнил историю о Тие, женском духе, ежедневно вселявшемся примерно на один час в тело мужчины, скульптора. Все было очень мило до тех пор, пока друг его не влюбился в Тию и не стал умолять скульптора отдать ей свое тело навеки… “Нам бы такую Тию…” — подумал Каррас. Но нет, существо, вселившееся в Риган, вело себя злобно и агрессивно; похоже, это был типичный пример бесовской одержимости, когда “новая” личность, подавляя “старую”, пытается разрушить тело и, как правило, добивается своего.

Каррас закурил, хмуро остановился у стола. “Итак, все признаки, кажется, разыскали. Вопрос в том, что теперь с ними делать…” Он задул огонек спички, присел в задумчивости на край стола. “…Выбор средств во многом определяется причинами одержимости.”