Избранные рассказы. Хронологически

Это может только мужчина: иметь цель вне себя. Женщина – сама для себя цель и хочет быть ею для всего доступного мира. Она, конечно, старается, подражая мужчине, тоже завести себе интерес снаружи от себя – щипание корпий или там научные исследования – но ей плохо удаётся это притворство. Она, Лариса, например, стала тогда играть в теннис из одной только ревности к мячу: ишь, предмет, игрушка, не имеющая никакой ответной силы любви - а так всецело владеет сердцем человека! А она, женщина, уж она бы как отозвалась навстречу, но мужчине интереснее с мячом, чем с живой Ларисой.

Тайна его: самозабвение. Он рвётся служить чему-то вне себя. Женщина – только себе (особенно если она красивая женщина, которая ощущает себя конечной целью природы).

И тогда что она делает? Что делает женщина, борясь со своим соперником-мячом за мужчину? Начинает сама в этот мяч играть. Она действует безошибочно. Она отнимает мужчину так, что он и заметить не успеет. Вначале он думает, что это они объединились вместе любить мяч. Но постепенно она перетягивает его любовь, переводит этот луч на себя одну – и мяч становится ей больше не нужен. Мужчина отнят, отвоёван. Только не надо думать, что она действует сознательно – боже мой, какое там у женщины сознание! Она никогда не знает, что делает, и, может, именно поэтому она всё делает правильно.

Или взять её детей. Каждый новый ребёнок – это как бы её оклик мужу, увлёкшемуся чересчур своим делом: эй, вот она я! Три оклика. И, может, будут ещё. Она хочет и впредь быть центростремительной точкой обращения – тем солнцем, вокруг которого на привязи вертятся планетки, с той лишь разницей, что ей необходимо не излучать, а привлекать излучения принадлежащих ей планеток. Тепловая смерть, если они вдруг отвернут свои излучения в другую сторону.

Но опять же, учитывая, что нуждаемость и вынужденность – разные вещи… На принуждённую любовь её гордость не согласилась бы. Как это другие женщины соглашаются – ей непонятно. Когда он написал ей, что женится на другой вынужденно (а она-то терпеливо дожидалась его нуждаемости в себе! ) – вот тогда был у неё срыв, поражение её гордости. Нельзя, кричала она, не надо, кричала в трубку.

Слишком уж несправедливо: она-то не воспользовалась бесчестным этим оружием, когда оно было у неё в руках, а другая воспользовалась и, конечно же, победила! Как было смириться? Нельзя, кричала, нельзя так жениться, это нечестно!

Взыщется с него за тот её срыв, за падение её и поражение.

В том и состояла её клятва: в страшной мести.

-Про себя ничего не рассказывал? – опять пытает у Серёжи.

-А, да… Инженер, второй раз женат. Кажется, так.

-Второй. Вот как. С той, значит, не стал жить… - Мысленно: и с этой не станет. О ней, о Ларисе, вспомнил… - Адрес он дал?

-Адрес, телефон, вот, - услужливо, заботливо, подробно.

Золотой муж. Бесценный муж. Ценимый муж. Ценящий. Не то что ты, не оценивший, продешевивший! Слышишь, ты! Мы становимся в очередь; если очереди нет – сомневаемся, покупать ли. Такие мы, себе не верим, другим верим. И ты! Думал, раз само в руки идёт, так стоит ли брать? А этого ты не видел – подполковник, красавец, умница, трое детей, обожает меня и детей, это ты не хочешь знать? Умрёт за меня. Умрёт без меня. Хочешь знать?

Рисовала себе, с каждым новым повышением (старлей, капитан, майор…) всё ярче размалёвывала, и с каждым новым ребёнком – всё пышнее разрасталась картина её счастья, добавить бы к этой картине зрителя! Его! Плачущего, стенающего, рвущего на себе волосы в сокрушении: какой я был идиот! Униженный, несчастный, брошенный, подзаборный, рыдающий, жалкий, обманутый, приползший к воротам королевства стучать под дождём: королева, впусти хоть погреться у твоего огня! И милосердно – впустить. Но – чтоб сам приполз. Звать – ни-ни. Ни разу за все эти годы ни попытки поиска, ни попытки выяснения: где он, что с ним. Сам найдёт. Чем позднее, тем злораднее. Пусть больше будет детей: каждый ребёнок – как восклицательный знак, подтверждающий её победу. Три восклицательных знака, высшая степень выражения. Каждый ребёнок - как гвоздь в крепости её королевства – подкрепляя безоговорочность взаимного их с подполковником счастья.

И вот дождалась: постучался у ворот.

Не может быть, врёт, что всё хорошо. Из благополучия не звонят. «Всё хорошо» не должно быть. Она заслужила его «всё плохо». Она столько заплатила – заверните, пожалуйста, вон того, мокрого, просящего, у ворот, под забором.

Набрать его номер, смиренно (какое высокомерие бывает в смирении! – только в нём и бывает!) спросить: «Что, Валер, что с тобой, плохо тебе?» Ах, скажет, ох, ой, эх, Лорка!.. Что мы наделали, скажет, какую любовь мы с тобой про…