Избранные рассказы. Хронологически

Потом разъехались неизбежно на каникулы, и их разделил месяц времени. Месяц в юности – это тридцать новых жизней. Между июлем и сентябрём уместилось тридцать других юностей, которые он прожил без неё, и когда они встретились в сентябре – это была уже тридцать первая юность после давно минувшей, оставленной где-то в июле. Другие люди встретились, другое варево готовилось, в других условиях. И не было, не оказалось убедительной силы противодействия внутри, когда поманило, понесло, повлекло в другие стороны. Неосторожные были телячьи скачки вбок – юность бодливая, жадность испробовать все варианты; ещё не могли предвидеть, какие потери таятся в кажущихся приобретениях; и были тоскливые возвращения друг к другу, осенние, со слезами – не прощения, нет – потери. Опять соединялись, но не праздновать любовь, а справлять по ней общие поминки.

Она уехала в Новосибирск, и он к ней слетал: зима была, она шла впереди, медленно ступая, отпечатывая на снегу следы своих мягких оленьих унт. Они и любили ещё, но у каждого на уме и на языке уже был кто-то другой, полуприсутствующий в расчётах. Полугорько полупростились они тут.

Он женился первый. Трудно женился: не хотел, да пришлось, как это бывает; написал в Новосибирск отчаянное письмо – как товарищу вроде. Она ему, отбросив всякую гордость, кричала по телефону с почты: «Это нельзя делать, окстись, это нельзя, пусть ребёнок, будь отцом, но женятся ведь не на ребёнке, это ведь на всю жизнь, одумайся, пожалеем мы с тобой, прогадаем и будем всю жизнь жалеть, а…» Так кричала ему, а он только тупо мотал башкой: нет, нет, не могу, нет, нет.

И что? Промучился пять лет, всё равно разошлись, и сын не спас.

Таким образом, у него за плечами среднестатистическая жизнь среднестатистического инженера: политех, один развод, второй брак, по одному ребёнку от каждого, кандидатский минимум и прожиточный, двухкомнатная квартира, смешавшая запахи троих обитателей в один, и этот суммарный общий запах и есть счастье, и задумываться недосуг и нет нужды.

И вот вдруг – эти старые письма.

Ирка чувствует: что-то в нём творится, реакция воспоминания идёт – и не досаждает ему, не лезет с бытом. Нормальная жена.

Но как подумаешь – какую любовь промотали, а? Если то было всё правда, что он помнит – какая была любовь! Имеем – не ценим, потеряем – плачем.

Ему вдруг захотелось узнать, где она, как, что с ней. Ну, как в эксперименте необходимо несколько точек, чтобы вычертить кривую процесса, так ему понадобилась теперешняя, по прошествии восемнадцати лет точка, по которой он мог бы вычертить кривую своего представления о ней, о Ларисе. Чтобы понять, что же то было. И кто же была она – чудо ли чудное, нечаянный ли вывих из обыденной жизни?

Ушло два дня, прежде чем он нащупал в потёмках минувшего времени давних знакомых, которые вывели на след. И вот – пятизначный номер её телефона в среднероссийском городишке.

Ирке он, волнуясь, объяснил: «Понимаешь, я тогда не соображал, а ведь она сделала меня человеком. Она мне как бы показала такие варианты жизнеотношения, которые, если бы я их не увидел воочию, были бы невозможны для меня. И я не умел бы свободе, понимаешь? Как «грамоте уметь» по-старинному. Только тогда я не понимал ещё, какой она мне урок наглядно, собой, преподаёт. Я её даже воспринимал иногда как неосмотрительную дуру. А она была – ну, высший пилотаж нравственности. Внутренней, понимаешь?»

Ирка всё с готовностью понимает. Она волнуется за него. Но предостерегает:

-Всё-таки лучше не звонить. Ты наделаешь там переполоху. Если она такая, как ты рассказываешь, она ведь там всё бросит и приедет на тебе жениться.

-Нет, ну что ты, я же просто позвоню узнать: как она, что с нею стало, да просто одного голоса будет достаточно. Мне нужно понять, что было тогда, скоро умирать, а я так и не понял, что же со мной было.

Ирка поняла. Говорит:

-Да, это верно, голос. Мне на работе говорят: тебе звонил какой-то мужчина. Я спрашиваю: красивый? Удивляются: не видно было. А я тоже удивляюсь: но разве не слышно? У красивого в голосе уверенность, особый тембр – полная, в общем, информация.

-Вот именно. Надеюсь, она не скажет какой-нибудь пошлости вроде «да-а, время летит…» А может, как раз и скажет. Короче, всё станет ясно.

И вот с молчаливого хоть и не одобрения Ирки (всё же баба: тайно ревнует), но согласия он звонит, и трубку берёт муж. Она, конечно, в магазине, только что вышла, вы её чуть-чуть не застали.

И в его голосе тоже есть вся их взаимная жизнь. Уже в одном том, что он не спрашивает подозрительно, кто это звонит, - многое. В этой его готовности помочь, в этом его сожалении, что неизвестный мужчина, звонящий из другого города, не застал его жену.

Становится, в общем-то, всё ясно. И даже лучше, что разговаривает не с ней, а с мужем: картина объективнее.

А я её товарищ институтский, восемнадцать лет никаких известий, вот случайно узнал номер, звоню привет передать, как там она, расскажите.