Из записок следователя

«Острожные» не любят сидеть в камерах, только проливной дождь или трескучий мороз может загнуть их туда. Причина понятна: тюремный двор, хоть и обнесенный высоким забором, все же дает больше воздуха, света, больше возможности взглянуть через решетчатые ворота на людскую толоку; здесь чувствуешь, что не окончательно еще порвана связь с живым миром, замкнутая одиночность не так тяжело ложится на душу. Камерная жизнь начинается, собственно, после вечерней переклички.

Огромная со сводами комната, до крайности грязная, закоптелая, освещается несколькими тускло горящими и страшно воняющими ночниками. Копоть, сырость, всевозможные газы сперли воздух до невозможности дышать свежему человеку, но «острожные» мало того что дышат в этой атмосфере, они даже «забавляются».

Хотите знать некоторые острожные «забавы».

Ныне новичка привели, стало быть, потеха будет: нечто вроде посвящения в братство. Иван Краснов, из местных мещан, чуть ли не десятый раз сидящий в остроге, записной конокрад и писаный красавец, председательствует на многочисленном митинге. Вновь прибывшему идет экзамен. Острожные, едкие остроты сыплются со всех сторон; простоватый, необглядевшийся новичок не знает, как и отбояриться от прожженной компании; глупо-печально посматривает он на зелено-грязные лица, его окружающие, еще более глупо-печальная улыбка приподнимает углы его рта в ответ на хриплый, натянуто-веселый острожный хохот.

Краснов билль предложил:

– Да что с ним, дурнем, балясы-то попусту разводить! «Баушку» ему, олуху, покажем!

Билль принят.

– Баушку! Баушку! – раздалось со всех сторон.

При слове «баушка» арестанты, не принадлежащие к митингу Краснова, а занимавшиеся своими делом, подняли головы; только двое, что сидели на нарах в самом дальнем углу, не слыхали вызова на общую потеху, у них была своя, до крайности интересная работа: тонкой стальной иглой один из арестантов окончательно отделывал только что отлитой, оловянный четвертак и, поднося его к ночнику, с наслаждением любовался на мастерскую отчетливость работы, товарищ же с лихорадочным блеском в глазах следил, притаив дыхание, за мастерством работника. Словно светляк какой, блестел пред ночником незаконнорожденный четвертак, и думалось «ученику» острожному о вольном житье, а том, как хорошо там приложить к делу острожную науку.

Баушка была котирована. «Коряга» принял новичка в свои объятия (Коряга всегда употреблялся на подобные случаи, как орудие, как лом железный, он во всем остроге слыл за представителя чудовищной силищи) и точно клещами сжал в них бедняка.

– Кто под низ?

– Я! Я! – раздались голоса желающих.

Несколько арестантов, скинув с себя верхнюю одежу, разлеглись рядом по полу.

Валяй, Коряга!

Новичок стал кричать благим матом. Веселость арестантов увеличилась.

– Огорошь его по вилку-то пустому!

– Заткни ему глотку-то!..

– Не трожь!

– Ложись, чертов сын!

Коряга, точно ребенка, поднял новичка на воздух и потом положил его на растянувшихся на полу арестантов.

– Растянись, анафемское тело!

Несколько арестантов схватили новичка за ноги, человеку пошевельнутся нельзя.

– Хлебова! Хлебова!

Егоза подбежал к ушату и захватил огромный ковш воды.

– Растаращивай прорву!

Коряга стиснул своими клещами рот новичка и заставлял его раскрыться во всю ширину.

– Наяривай!

Егоза с обезьяньими ужимками, с непечатными словами, с крупной солью стал лить посвящаемому воду.

– Обрекается раб Божий, Акимка-Простота, острожному житью!

– Накачивай!

– Пару больше!

Угощай друга!

Веселье разгорается: первый ковш вылит, Егоза побежал за другим.

– Засмаливай!

– Казенна водица, жалеть нечего!

– Крепись, шельмец!

– Жинку вспоминай!

Еще и еще ковш влит в новичка, судорожно начинает он вздрагивать и барахтаться, но острожные крепко насели на него: потеха не может кончиться скоро.

Егоза и невесть сколько накатил в несчастного воды; пытка тогда только порешилась, когда стала предстоять серьезная опасность.

– Шабаш, братцы!

Водяная потеха закончилась, за ней начался второй акт «баушки».

– Поцелуй бабку в рыло!..

Но здесь следует опустить завесу.

Это одна из острожных «забав».

Другая.

Вчера был обыск, неудачно запрятанные карты попались в руки начальства. Но острожные не унывают, они хитры на изобретения.

На нары усаживается несколько арестантов.

– Пущай фантерию!

– Почем кон?

– Знамо, гривна.

– Тебе знамо, как купцов грабим.

– А ты, анафема, в чужи дела не суйся, свои знай. Рыло-то сверну.

– Пошли, псы, лаяться!

– Что их аспидов слушать. Валяй круг, Микитка!

Круг начертан. Каждый из арестантов запускает руку в волосы, шарит в рубахе и моментально отыскивает необходимого для игры зверя.

Пускаются звери на круг и, напутствуемые острожной солью, учиняют ристалище: премия за той, кто первая достигнет очертанья круга.

Третья забава:

– Робя! Плюй на них, давай гвоздиться!

– Али тебя мало намеднись гвоздили!

Прыток он парень, да Васька прыть-то сшибет.

– Небось, богомол, и тебя не поминут. По тинеграфу, слышь, для вашей милости и плети новые из Питера прислали.