Из меди и перьев

– Молчи, – резким шепотом перебила она и дернула его за рукав. – Молчи и верь мне. Теперь твоя очередь.

Она выглянула из-за шатра, только кончик носа да уголок платья. Никто ее с такого расстояния не узнает, даже если захочет. Сердце бешено колотилось и намеревалось вот-вот выскочить из груди. Она выглянула еще чуть дальше, чтобы разглядеть получше. Да, все верно, это был Магнус. Он опасливо озирался и, казалось, пытался убедить в чем-то старуху, стоявшую напротив него. Та шамкала губами, трясла головой, махала на него сухими морщинистыми руками, но Магнус не отставал. Он подходил все ближе и все говорил, говорил. Потом в его руках блеснуло золото, он отдал старухе чуть ли не горсть монет. Та недоверчиво попробовала монету на зуб, поспешно сгребла их с его ладони в свой старый залатанный передник. Переваливаясь с боку на бок, она зашла в свою палатку, но вскоре вернулась, держа в руке грязный тряпичный кулек. Магнус принял его, будто то была великая драгоценность. Старуха пошла прочь, а он все еще стоял, будто к месту прирос.

За то время, что они не виделись, он сильно изменился. Он похудел, и лицо его стало еще мрачнее обычного. «Какое мне дело, – подумала Сольвег, почувствовав беспокойство. – Я не его собственность и не его жена. А про своего ребенка во мне он и не знает. И не узнает.» Но страх невольно кольнул ее сердце. Он здесь, в лагере, крадется, что-то вынюхивает. Он остался верен их изначальному плану, лишь она переметнулась к Микаэлю и теперь спасает рыцаря, до которого ей и дела нет, как она себя убеждает. А Магнус… Если он осуществит свое желание раньше них, если он доберется до сирина раньше, чем они его прикончат, кто помешает ему попросить на тех же самых волшебных крови со слезами, чтобы она вновь стала его?

Легкая дрожь пробежала по ее позвоночнику. Магнус рассказывал ей, что желание птицы работает не всегда – он прав, было бы все так просто, этот мир стал бы гораздо менее приятным местом, чем даже сейчас. Сирин, вещая птица, птица-сказитель, говорил он ей, исполнится только, если ляжет в твою душу, как верное слово в легенду – а откуда она знала, может, мироздание и вправду считало, что озлобленный аптекарь с ехидным сердцем это и вправду ее судьба. Ей не хотелось такой судьбы. Не ее она выбирала, и даже милосердная дорога развела их по разные стороны.

– Кто там, Сольвег, – услышала она недовольный шепот над ухом. – Я стою одной ногой в луже, другой в репейнике – может, ты соизволишь уже подвинуться и показать мне?

– Нет, – упрямо процедила Сольвег и оттолкнула его. Тот на мгновение выглянул из-за ее плеча.

– Ого, – насмешливо пробормотал он ей на ухо. – Горделивая Сольвег подсматривает за красивыми незнакомцами?

– Прекрати.

– Не ломайся, – южанин отмахнулся, сорвал травинку и положил кончик в рот. – Скажи лучше, кто это и откуда его знаешь. Друг он нам или враг?

– Он никто, – Сольвег отвернулась от Магнуса и пошла вновь по дороге, ведущей прочь из лагеря к пустырю. Микаэль шлепал по лужам за ней.

– Так я и поверил, что никто, – слышался у нее за спиной надоедливый голос. – То-то ты спряталась за палаткой, точно скромница-девица из песни. Поди друга сердца увидела?

Сольвег зло взглянула на него, но растерянность на лице сильно выдавала ее. Она хотела было что-то солгать, но только приоткрывала рот в неловком молчании, а ложь так и не шла на язык.

Насмешка сбежала с лица Микаэля. Сольвег на минутку задумалась, кто из них выглядит сейчас более глупо.

– Так это правда? – южанин удивленно приподнял брови. – Прости, я не знал. А Эберт? Хотя это глупый вопрос…

– Это Магнус, аптекарь, – ответила Сольвег, любая правда будет получше звучать, чем жалкая ложь, которой Микаэль все равно не поверит. – Мой старый друг и близкий к тому же. Теперь я его ненавижу. Эберт о нем не знал, если тебя это интересует.

Южанин пожал плечами и подвел к ней под уздцы лошадей.

– Значит, бывший ухажер. С кем не бывает. Тем более с такой красавицей, как ты.

Сольвег приняла у него из рук уздечку, с недоверием посмотрела на него.

– А как же разговоры о том, что благородной девушке не пристало? – с сухой язвительностью спросила она. – Неужели от благородного Микаэля Ниле я не услышу обличающих слов? Ведь это твоего любезного Эберта я обманула.

– Благородной девушке не пристало, – кивнул Микаэль, усаживаясь поудобней в седле. – Да только и Эберт не питал к тебе нежных чувств. Я вообще удивился бы, если б узнал, что на них он способен. А твой приятель… О чем разговор, если ты его теперь ненавидишь. Может, и много есть в этом городе людей, готовых обучить тебя морали и нравственности, но я хоть убей не подхожу на эту высокую должность. Просто я мужчина, Сольвег. Мне проще. И к тому же проще понять, хоть и не оправдывать.

– Прекрасно, – ничего другого она сказать не могла. – Выходит, мне теперь еще самой склониться перед твоим благородством и непредвзятостью, – она вздохнула. – Поехали уже. Я не намерена лазить по этой размытой грязи до нового рассвета.

– Поехали.

Микаэль пришпорил свою кобылу.