Из меди и перьев

– Я не знаю, на что он способен. Я лишь знаю, что нет у меня заступника, кроме тебя, возлюбленный мой.

Губы сирина кривились в улыбке. Он пригладил ее длинные косы, коснулся пальцами нежной щеки.

– Я тебе не заступник, – веско сказал он. – Ты можешь быть такой же сильной, как я, а потому я не сдвинусь с места, чтобы помочь тебе, милая. Ты должна все сделать сама, чтобы доказать, что ты одна из нас, а не просто людская игрушка.

Он отстранил ее.

– Ты меня поняла, Кая-Марта? – желтые глаза смотрели пристально, не мигая.

Она потупила взгляд. Тоска снова свивалась в груди хищным зверем.

– Я поняла тебя, Морелла, любимый, – прошептала она, с тоской вспоминая и липовый чай, и тот хлеб, который она пекла, когда пришел Эберт. Такой душистый, мягкий, как в детстве.

– Вот и умница, – он снисходительно поцеловал ее в лоб. – А сейчас…

Он обернулся, яркие глаза прищурились.

– Что случилось? – пальцы невольно схватили его за рукав.

– Ничего, – отозвался тот. – Гляди.

Он указал пальцем на ту сторону улицы. Вдоль дома, держась за каменную кладку, шел человек. Он был похож на типичного забулдыгу, который наконец-то решил добрести до дома, ничего особенного, но глаза Мореллы сверкнули.

– Вот и докажи мне сейчас, кто ты есть. Докажи мне, что ты сирин, а не глупая девчонка, которой лишь бы реветь по своей горькой судьбинушке.

Кая вздрогнула.

– Что ты хочешь? – прошептала она.

Тот склонился к ней, прямо к ее маленькому уху.

– Убей его. Растерзай. Докажи мне, что я в тебе не ошибся. Ты голодна, я знаю… С того жалкого слуги на базаре прошел почти месяц. Тебе нужно чужое сердце, ну так почему не его. Зверя внутри себя надо кормить, а то так и останешься слабой девчонкой. Не смотри на меня так. Я забочусь о тебе. Только я знаю, что тебе нужно и никто другой. Вперед же.

Тем временем забулдыга подошел прямо к ним и начал заплетающимся языком что-то им говорить. Одет он был хорошо, отметила Кая, сразу видно, что был выходцем из богатой семьи, но знавал, похоже, лучшие дни. Растрепанные волосы падали ему на лицо, в ночной темноте разглядеть его было непросто.

– Он утонул, – голос пьяного был тихим, но внятным. – Утонул, понимаешь? Мой корабль. Пошел на дно весь, вместе с командой. Теперь они все на дне морском кормят рыб. И мой товар. Мой чудесный товар, вина, шелка и пряности – все пропало, все на дне. Где мне взять денег на новый корабль? Где мне взять деньги, чтобы прокормить жену и ребенка? А он мне не поможет, он мне никогда не поможет, и денег не даст. Хоть и брат. Я просил, я так просил…

Он вцепился в собственные волосы, точно хотел их вырвать. Кае он показался знакомым. Этот голос, это отчаяние. Она ведь видела его. Видела, когда пряталась за ширмой у Эберта. И не впервой слышала эти разговоры про затонувший корабль.

– Это же Ланс, – еле слышно прошептала она.

Морелла нахмурился и повернулся к ней.

– Что? – проговорил он. – О чем ты говоришь, какой Ланс? Ты его знаешь? Убей его, нечего слушать его жалкие пьяные слезы.

Мужчина услышал свое имя и поднял голову. Он смотрел пристально на Каю-Марту, но в глазах его не было ни одной живой мысли.

– Эберт, – заплетался его язык. – Эберт, братишка, отчего ты не хочешь помочь мне, как раньше?

– Это брат Эберта, – неловко ответила Кая-Марта. – Я его видела. Мельком. Пару раз. Он приходил к рыцарю за деньгами.

– Какая прелесть, – заключил Морелла. – Значит, можешь одним махом покончить со всей их семейкой. Это очень даже неплохо.

Кая смотрела в шоке на Ланса, а в ее голове носились отчаянные мысли о брате. Эберт уже был на той стадии, когда родня его не интересует, но как он отреагирует на гибель единственного родственника? Он льнул к ней, как путник в пустыне к графину воды, что будет, если он узнает, что брата постигла та же участь, что и слугу? А что, если она околдовала его не настолько, чтобы его удержать? Что если он вырвется из когтей? Ей стало страшно. Если так приключится, то Улаф непременно уверится в ее собственной бесполезности и избавится от нее. Да и Ланс… Она смотрела на него и не понимала, что сильнее чувствует – жалость или голод. Она месяц уже не кормилась, это правда. Она представила, как когти вонзаются в податливую плоть, как будут рваться тугие жилы и вместо голода испытала страх. Нет, не сейчас. Не сегодня. Был бы это не Ланс, был бы это кто угодно еще – она бы еще исполнила просьбу Мореллы. Но сейчас лицо Эберта стояло перед глазами. Она не может. Сейчас не может.

– Уходи, – прошептала она Лансу, яростно ненавидя себя за слабость. – Уходи, человек, уходи поскорее.

Ланс заморгал невидящими глазами, развернулся и пошел прочь своей дорогой.

– Зачем, – зло проговорил Морелла. – Зачем ты его отпустила?

В следующий момент она увидела, как тело его обрастает черными перьями. Да, они были, как в саже, и медь на них не блестела. Глаза сверкнули недобрым огнем, уже появились острые когти. Он было метнулся к пошатывающемуся путнику, но Кая вцепилась в него, жалко повисла.

– Морелла, нет! Морелла, не надо! – вскрикнула она. – Отпусти его!