Из меди и перьев

«Улаф», – вспомнила Сольвег. Именно так звали одного из двух мужчин, которых они с Магнусом подслушивали вчера в другом шатре. Именно он рассказывал второму, Сигуру, про сирина, он был его господином и у него стояла та страшная клетка с костями. Сольвег посмотрела на громоздкого мужчину еще раз и постаралась казаться поменьше.

– Гостья?! – зло крикнул Улаф. – Какая еще гостья для такой, как ты. Не я ли приказал тебе знать свое место?

Кая не шелохнулась и продолжала стоять, скрестив на груди руки.

– Уходи, Улаф, проспись, тебе здесь не рады.

– Я сам решу, когда мне уйти, – рявкнул тот. – А ты сейчас пойдешь со мной и будешь сидеть там, где должна сидеть. И уж поверь мне, милая, я с тебя глаз не спущу!

Он быстрым шагом подошел к Кае-Марте. Он был гораздо больше нее, та на его фоне казалась просто тростинкой. Улаф схватил ее за руку своими крепкими лапищами. Та зашипела от боли, бросила на него убийственный взгляд.

– Пусти меня, – она старалась вырваться, но тот был сильнее и больше, и уже потащил ее к выходу из шатра.

– Много свободы ты себе взяла, – ворочая пьяным языком, бормотал он. – Уж я-то научу тебя слушаться.

– Ничтожество.

Сухие васильки сыпались с кос.

Улаф все тащил и тащил ее, вывернув руку. Сольвег в шоке раскрыла глаза, смотрела на это и ей отчего-то казалось, что еще чуть-чуть и хрупкая девушка сломается пополам, будто тростинка. Ей бы убежать сейчас. Выскользнуть бы за занавеску, признать, что вечер и чай окончены. Но было одно «но». Сольвег Альбре не привыкла быть ненужной серой мышью и чтоб на ее присутствие не обращали внимания. Рука сама потянулась к столу. Заварочный чайник с кипятком и липой оказался заманчиво близко. Она сжала его в руке, обрушить его на голову здоровяка было просто и даже приятно. Тот взвыл от боли, пошатнулся и упал на пол. Вокруг него валялись осколки чайника.

– Жаль, чайник был очень красивым. Ты уж извини меня, – Сольвег глядела на маленький разгром.

Кая присела на корточки и приложила руку к его шее.

– Он жив, разумеется. Через какое-то время будет в порядке, – проговорила она.

– Очень жаль, что жив, – цинично добавила Сольвег. – По-моему, он знатное ничтожество.

Кая слабо улыбнулась. Выглядела она сейчас, будто ощипанный цыпленок. Волосы растрепаны, платье мятое.

– Спасибо тебе.

– Не стоит. Будем считать, что долг я тебе отдала. Скажи лучше, что творится в его бедовой голове и кто он вообще?

– Это Улаф, – устало ответила Кая-Марта.

– Ты что-то вроде слуги?

– Я что-то вроде рабы, – поправила она ее с грустной улыбкой. – Я могу ходить, где пожелаю, делать, что пожелаю, чтобы развлечь себя. Но он меня спас однажды и делает все, чтобы напомнить мне, что он мой хозяин.

– Ты думала сбежать от него?

– Нет, – вздохнула она и подперла щеку кулаком, облокотившись на стол. – Я дала ему слово. А мое слово держит меня крепче стали.

– Нет ничего хуже клятв, к которым нас принудили, – отозвалась Сольвег. Она отлично понимала, что такое жажда свободы, которую ты не в силах получить. Она смотрела на эту поникшую хрупкую девушку и в ее сердце зарождалась такая непривычная жалость.

– Скажи, я могу помочь тебе чем-то еще? – спросила Сольвег и невольно накрыла бледную худую ладонь своей.

Кая улыбнулась. В ее глазах мелькнули искорки-смешинки.

– Спасибо тебе, доброе сердце, – отозвалась она. – Ну да помощи мне не нужно. Заходи иногда, коли хочешь. Здесь тебе всегда будут рады. А Улафа ты не бойся. Он страшен только для меня, тебе его не стоит бояться.

Сольвег кивнула и медленно пошла к выходу из шатра. Хорошо, что она взяла лошадь, теперь она быстро доберется до дома. А дома и тепло, и уют камина, который не чистили уже несколько месяцев. Она шла, а роса на длинной траве холодила ей ноги. В какой-то момент она поняла, что не злится на Каю. Эберт никогда ей не принадлежал, не принадлежит он и этой девчонке из Горных домов. Смешно, через столько лет ощутить, что где-то рядом может быть родная душа. Обе хотят свободы, обе и не получают ее. Она зайдет в гости. Теперь точно зайдет. Пусть даже и с Микаэлем. И, может, ей снова предложат чай, и лепешки, как давно жданной и желанной гостье. Давно ее нигде не ждали. Давно она не встречала людей, которые не знали бы о ней ничего. Она до сих пор чувствовала на губах сладковатый вкус липы с медом. «Я приду, я еще правда приду», – думалось ей. И какой-то дикий мужлан ее не остановит. То ли сердце ей говорило, то ли измученный разум, но что-то подсказывало, что ее путь к свободе начинался именно здесь, и пшеничные масляные лепешки были верной дорогой. Наконец-то верной дорогой.

Глава XVII