Из меди и перьев

Сольвег показалось, будто ей снова не хватает воздуха. В голове, точно рой разбуженных пчел, носились мысли. Она носит ребенка. Уже полтора месяца, и она знает, что ребенок этот от ненавистного человека. Она выгнала его, а он и не знает. Какое счастье, что он не знает, если бы Магнус знал, что у нее под сердцем его дитя, он бы связал ее по рукам и ногам и увез бы с собой. Она бы никогда не оторвалась от него. А теперь что ей делать, что же ей делать?! Сольвег хотелось собственными руками разорвать себя пополам лишь бы избавиться и от этого чувства, и от этого состояния. Тошнота снова подкатила к горлу. Дыхание стало прерывистым. Она постаралась вновь глубоко вздохнуть и успокоиться. Это плохо. Это очень плохо, потому что тогда делается совершенно немыслимым и невозможным ее побег в Измар на деньги, которые она выручит от продажи жемчужного ожерелья. Да, Микаэль обещал ей корабль, денег от него ей бы хватило лет на семь, если не больше. Но… Ребенок! Сольвег казалось, что еще чуть-чуть и ее накроет истерикой. Она нервно сжимала и комкала ткань платья на коленях. Вдруг она обвела взглядом стол, на котором были разбросаны травы, вновь посмотрела на Каю-Марту, встретилась с ее внимательным и серьезным взглядом.

– Нет, я не знала, – побелевшими губами прошептала она. – Я не знала…

– Не знала, что от этого дети бывают? – фыркнула Кая. – Ну да, впрочем, не ты первая в таком положении, не ты и последняя. Каждая справляется, справишься и ты.

Сольвег почти почувствовала, как кто-то закричал в ее голове и ее собственный голос сорвался.

– Я не хочу справляться, я не буду, не буду! – она крикнула и тут же прикусила язык. Кая-Марта посмотрела на нее с предельным спокойствием, лишь чуть-чуть склонив голову на бок. Сольвег чувствовала, как в одночасье ее жизнь рушится не то, что под фундамент, а и фундамента этого больше уж нет. От этого ее каждую секунду охватывала паника и хотелось кричать.

Вдруг она глубоко вздохнула и в голове прояснилось. Она снова посмотрела пристально на свою спасительницу.

– Ты ведь травница, верно? – спросила она.

Кая-Марта легко кивнула.

– Немного, – отозвалась она. – То тут, то там собираю букеты, мне нравится знать, какая трава от чего помогает, сушить их, вдыхать терпкий запах и…

– Спорынья, – перебила Сольвег, а руки слегка дрожали. Она хотела, чтобы ее голос оставался спокойным, но волнение все равно выдавало ее. – У тебя есть спорынья? Настойка. Хоть немного. Я заплачу тебе. У меня есть деньги, есть…

И она было засунула руки в карманы, чтобы нащупать кошелечек, который отдал ей ювелир, но Кая-Марта остановила ее резким кивком головы.

– У меня нет спорыньи и ею я не торгую, – тихо и вкрадчиво проговорила она. – А была бы – я б не продала ее тебе, я не из тех бабок-знахарок, кому лишнюю монету бы урвать. Ты бы умерла сама от спорыньи. И очень неприятным бы способом. Тебе не стоит убивать ни своего ребенка, ни себя. Не с моей помощью.

Кисло поджав губы, Сольвег вспоминала, как Микаэль сказал, что Кая-Марта «добра и мудра». От такой точно помощи в этом деле она не дождется. Но первый страх прошел, в голове прояснилось и она даже на мгновение перестала желать смерти и Кае-Марте, и себе, и даже ребенку. Пусть пока живет, маленький ужас, пусть живет, уж она с ним еще разберется. Страх на мгновение ослабил хватку на горле. Она вспоминала Магнуса, их встречи, его до тошноты надоевшие признания в любви, и сама себе призналась, что да, а чего еще она хотела. Кая-Марта права, иного и ожидать было сложно.

Она снова отхлебнула липового чаю и решила все же доесть надкушенную лепешку. Неудивительно, что ей сейчас хочется есть. Скоро будет бросаться на все, точно оглодавший медведь, да и видом походить на медведя будет. Она вдруг мысленно расхохоталась. Она уже ненавидит этого некстати подвернувшегося ребенка, но до чего будет забавно, если родится девочка. Воспитать ее так, чтобы она была сильной, смелой и жесткой, чтобы счастливой жизнью своей отомстила за страдания матери… Это если она вообще родит ее. Что-то подсказывало Сольвег, что она начнет таскать тяжести, как только вернется домой, если спорыньи ей здесь не видать. Или не начнет. Или все же раздобудет трав у бабок, повезет – и с собой покончит. Спокойно, спокойно, она еще успеет обо всем этом подумать. А сейчас только чай и пшеничные булочки, только они. Можно взять еще парочку, так и на ужин можно будет не тратиться… Не в лагере у врага об этом думать, не здесь. Рука все же инстинктивно легла на живот и в этот раз она не стала ее убирать. Еще успеется, подумала она. Она еще успеет разобраться в своих чувствах по этому поводу и что-то придумает.