И Сольвег с благодарностью опустилась на резной стул возле большого, заставленного всякой всячиной стола. На нем были ящики со связками трав, которые одуряюще пахли, рассыпались лепестки и семена, в крошечных фиалах были налиты сотни разноцветных снадобий, она будто вновь побывала в лавке у Магнуса. Под столом вдобавок стоял ящик с самодельными свечами из настоящего пчелиного воска. От них мягко поднимался аромат меда. Странно, но все эти запахи скорее прогоняли дурноту, чем навевали ее. Сольвег глубоко вздохнула и попыталась расслабиться. Сердце все еще колотилось, как бешеное.
Девушка все сновала по шатру, то в поисках воды, то жестяного чайника, то того, что она собиралась заваривать. Кажется, она обещала напоить ее чаем из липы. Да, липой бы было неплохо. Она прогнала бы этот противный ком из горла.
– Тебе лучше? – раздался вопрос из глубин шатра. Та все пыталась колдовать над угощением и искала, чем бы попотчевать новую гостью. Под конец нашла пшеничные лепешки, посыпанные маком и обжаренные в масле.
– Вчерашние, – проговорила она, поставив блюдо на стол. – Но я уверена, что они все так же вкусны. Тебе получше? Голова еще кружится?
– Нет, – чуть растерянно пробормотала Сольвег. – Нет, уже нет. Почти. Только слабость и сил нет.
– Пройдет. Непременно пройдет. А пока хлебни вот этого, полегчает.
Она передала Сольвег чашку, та поднесла ее к губам. Свежий отвар липового чая обжег ее губы и теплом прокатился по горлу. Знакомый аромат, подумалось ей. Когда-то давно липовый чай любила заваривать мать. Она пила, медленно, крохотными глоточками, а приятный жар разливался по телу, расслабляя все мышцы.
– Спасибо тебе, – через какое-то время сказала Сольвег, когда в мозгу прояснилось. – Спасибо, добрая девушка. Извини, я до сих пор не знаю твоего имени, хоть сама назвалась. Как зовут тебя?
– Кая, – девушка улыбнулась. – Кая-Марта из Горных домов.
«Кая?», – подумала Сольвег. Кая-Марта. Именно это имя назвал Микаэль, когда говорил про подругу Эберта. Она смерила ее пристальным взглядом и мысленно махнула рукой, стараясь задушить нелепую ревность в зародыше. Ее это больше не интересует. Ее дело спасти его дурью голову, а уж кому он поверяет свои тайны сердечные – не ее, в общем-то, дело. Сольвег смотрела на девушку и отчего-то уверялась, что Микаэль прав. Не было между ними ничего такого, да и быть не могло почему-то. Только одно грызло ее душу. Доверие свое он дарил этой горной бродяжке, не ей. Его доверие она так и не заслужила, хотя и могла. Теперь сама виновата.
– Кая-Марта, – проговорила она. – Приятно познакомиться, Кая-Марта, красивое имя.
– Не такое красивое, как твое.
«Да уж, какие мы вежливые», – снова буркнула ревность, но стыд ее перевесил. Эта девица не была ей ничем обязана, но привела в свой дом и помогла в трудный час. Ну и кому из них придется замолчать и проглотить свою гордость? Сольвег смотрела на Каю и понимала, что без Микаэля не имеет ни малейшего желания что-то выпытывать. Да и силы с настроением у нее сейчас не те.
– Так ты давно знаешь? – руки Каи перебирали веточки вереска и перевязывали их грубой бечевкой.
– Знаю что? – Сольвег сделала еще пару глоточков из чашки. Рука сама потянулась к промасленной лепешке и надломила ее. Она хотела есть. Очень хотела.
– Знаешь, что ты ждешь ребенка?
Кусок лепешки надломился да так и выпал из пальцев. Она в недоумении и ужасе уставилась на свою временную спасительницу.
– Прости что?
– Ах, ты не знаешь, прости, не хотела тебя пугать, – Кая замялась. – У меня чутье на такое дело. Где-то с полтора месяца должно быть. Как же ты не заметила?
У Сольвег бешено колотилось сердце. За эти полтора месяца слишком многое происходило, чтобы она обращала внимание на что-то кроме отсутствия денег. Она в ужасе коснулась своего живота и тут же отдернула руку. На шее нервно билась жилка.
– Нет, – уверенно начала она, уговаривая в первую очередь саму себя. – Этого быть не может, исключено.
– Лучше поверь, – пожала плечами девушка. – Я это дело насквозь вижу. Лучше смирись, если не рада.