Из меди и перьев

– Только не надо вот глупостей, – с притворной лаской проговорил южанин. – Допеть она собралась.

– Я вернулась, чтобы отпустить тебя. Сир рыцарь, – громко ответила Кая.

Эберт выпрямился, чуть подался вперед в мягком кресле. Посмотрел на нее исподлобья. О, этого взгляда она не забудет, не вырвет из сердца. В нем не было обиды, не было даже боли. Она видела только одно – он ее не простит. Он может отменить ее смерть, не замарать чтобы руки, отпустить восвояси, но муки своей, насмешки над жизнью он не простит. По ее милости многие дни тянулись для него, как один. По ее же воле не находил ни покоя, ни радости. О да, Кая-Марта, он воистину понял, что очень несчастен, ты ему показала, ты и здесь победила.

– Отпустишь? – глухо промолвил Эберт; он собрал силы и встал. Лицо его сильней побледнело, он пошатнулся, но выстоял. Нетвердой походкой он прошел прямо к сирину и вгляделся в ее голубые глаза, которые не были уже желтыми, точно у волка или у ястреба. – Отпустишь? Что за милость убийцы?

Кая-Марта кивнула и плечи жалко поникли.

– Сир рыцарь, я убила раз и убила второй. Один раз – нечаянно, мальчишку, это и стало моим же проклятьем. Второй раз осознанно, по указке – кровь на руках моих и на губах. Две жизни я отняла. Но я не убийца вовсе, я зверь – нет злого умысла у дикого зверя.

Она посмотрела своей полуживой жертве в глаза, и сердце ее впервые вздохнуло свободно. Она зверь, просто зверь. Пусто стало, когда она это признала.

– Сир рыцарь, я отпускаю тебя.

Пусто и очень светло.

Она почуяла, как сил стало чуть меньше. Не то что бы она ослабела, не то что бы почувствовала себя желторотым голым птенцом. Просто не было теперь такого тонкого ручейка чужой жизни, который вливался в нее. Она коснулась его руки, а потом отпустила. Отпустила совсем.

На лице рыцаря не дрогнул ни один мускул, а ей вдруг захотелось заплакать.

– И что теперь? – нетерпеливо спросил Микаэль. – Он здоров? Эберт здоров? Так все просто? Ты хочешь сказать, нам не нужно тебя убивать? Не нужно твоих слез с каплей крови, чтоб заставить исполнить желание?

– Моей крови хотел тот, другой, – ответила Кая. – Затем и похитил. Это не больно ему помогло. И да, рыцарь… рыцарь здоров. Прости за страдания, Эберт Гальва.

– Ничего я не чувствую, – сухо ответил рыцарь, оглядываясь кругом. – Только сон. Я очень устал.

– Поспи, Эберт Гальва, – голос сирина был певучим и нежным, но не капельки не колдовским. – Ты проснешься другим человеком. Будешь чувствовать и тепло солнечного луча на щеке, радость от книги, чернильного пятна на руке от письма милой возлюбленной, от пирога на столе. Ровно также, как прежде. Только поспи. Ты проснешься, как ребенок солнечным летним утром. Я это тебе обещаю.

– Нет.

Кая вздрогнула.

Сольвег поднялась, отмахнулась от помощи Микаэля. Кулаки ее были сжаты, а губы сухие, обкусанные – как похожи они с милым рыцарем. Оба, как тени, оба отчаялись.

– Быть не может, – говорила Сольвег голосом тихим и хриплым. – Ты нам лжешь, Кая-Марта. Снова, тебе не впервой. Говоришь, исцелила рыцаря, так просто, одним добрым желанием? Меня дважды чуть не убили из-за тебя, я потеряла…я, – она запнулась. – Ни одна история так не кончается, Кая. Есть еще что-то, я вижу. Ты дрожишь и боишься добавить, иначе была бы уверена, что тебя бы простили. Говори. За еще одну ложь я сама воткну этот нож тебе в горло.

– Он умрет, – так было просто ответить ей правду, раз терять уже нечего – Эберт Гальва умрет, как и должен был, – просто ответила Кая. – Может, неделя, может, еще целых две – ровно столько же, сколько с заклятьем. Сольвег, Ниле… Я вернула рыцарю жизнь. Но не могу возвратить ему то, что уже уничтожила, отобрала и вырвала с корнем. Тоска отпустила его и тень не властна над ним. Он покинет вас в мире, может, даже в покое. Кончина хорошая. Многие бы желали такой.

– Он желал бы жить, – прошипел Микаэль.

– Больше я не в силах помочь. И не знаю, возможно ли это – ни один сирин не отпускал прежде жертву. Ваш рыцарь умрет.

– Я тебя убью, – проговорил потом Микаэль. – Знаешь, в Эльсхане до седьмого колена мстят за друзей. Жаль, не смогу убить тебя столько же раз. Помни – последний вздох рыцаря будет последним вздохом твоим.

Кая-Марта с горечью улыбнулась южанину.

– О, дорогой мой Ниле, убивай. Только встань в эту длинную очередь. Сперва мой хозяин, затем мой любимый, мой старый приятель, мой старый жених и да – вся гвардия покойной Марии-Альберты. Может, тебе повезет. Может, в моем теле останется еще место, в которое нож еще не всадили. Столько внимания сироте из Горных домов. И никому моя гибель не даст ничего.

Глава XXXIV