Из меди и перьев

– Растерзана чудищем. Может, твоей подружкой, может, этим, вторым… Я не говорил тебе, у него черные крылья. Я подстрелил его, когда спасал Сольвег, но сдается мне, одна стрела для него ничто.

– Очаровательно, теперь два сирина в этом городе, – в голосе рыцаря послушалось раздражение. – Даже умереть спокойно нельзя.

– Вот поэтому умирать еще рано, – подхватил Микаэль. – Куриц пора ощипать. И в суп. Там курам и место.

Эберт Гальва улыбнулся этой нелепой и глупой шутке.

– Рад тебя снова здесь видеть, Ниле. Рад, что ты все еще друг мне. Я был несправедлив и с тобой… и с ней. Рад, что вы здесь.

Южанин пожал плечами.

– Жаль, что такое мрачное время свело нас обратно. Я не все рассказал тебе про нашу подругу. Сольвег ведь тяжко. Может, также тяжко, как и тебе. Горе в ее сердце. Не угасните оба, прошу вас. С кем я останусь? Нельзя бросать старину Микаэля.

Половица под ногой Каи-Марты скрипнула. Южанин, точно зверь, резко повернулся к двери.

– Слуги?

– Я распустил всех слуг. Кроме привратника. И кухарки.

– Какая прелесть, значит, незваные гости!

Он поспешно и ловко выпрыгнул из кресла, метнулся к двери. Кая не успела спрятаться в сумраке коридора и ее силком втолкнули в залитую солнцем комнату. Она зажмурилась от яркого света.

– Ты! – рявкнул над ухом южанин и сжал руку в кулак, будто хотел ударить ее. – Эберт, гляди, воротилась твоя подружка, вот ведь удача! До чего же стала глупа. Эй, не дергайся, все кости переломаю, не посмотрю, что девица, – прошипел он. Южанин крепко сжал ее запястья за спиной, она чувствовала затылком его дыхание.

– Эберт, – сипло пробормотала она; голос куда-то пропал. – Эберт, я…

Да, рыцарь изменился. Да, краше в гроб кладут, но с последней встречи с ним стало что-то не то. Кая пристально всматривалась в его лицо, чтобы понять, что же изменилось, и поняла. Рыцарю все равно. Рыцарю стало нестрашно. Близость смерти смела совершенно все цепи, которые сковывали его с самого детства. Смешно, только сейчас этот больной заморенный человек стал тем, кем мечтал быть во снах и не признавался. Понял ли это Эберт?

– Я не звал тебя, Кая, – голос его был точно железо. – И не ждал.

– Что с ней сделать, Эберт? – с наигранным весельем проговорил Микаэль. – Давай свяжем плутовку и бросим в море. Чай, не выплывет. Или нож в сердце – достойная смерть.

– Ее смерть не вернет мне здоровья, – пробормотал Эберт. – И жизни мне не вернет. Я сказал бы нет, но… Ты могла убить Сольвег. Отчего же мне не согласиться на казнь? Ведь это будет казнь, не убийство.

– Это не я покалечила Сольвег, – голос Каи от страха пропал. Что смерть может статься так близко, она не подумала. – Не я! – она растерянно смотрела на Микаэля. – Что же ты молчишь, южанин, ты же знаешь, в кого ты стрелял!

Ниле пожал плечами, безразлично покачал головой.

– Я стрелял в твоего дружка, ну и что из того. Да, я всадил ему огромную стрелу между лопаток, и он выжил, я знаю это, поверь, я отлично помню ту ночь, отлично помню плач Сольвег. Мы с ней долго говорили тогда, – Микаэль побледнел. – Об тебя жалко даже руки марать, но я постараюсь… Эберт?

Эберт посмотрел на них затуманенным взором. Затем медленно кивнул.

– Тогда решено, – бросил южанин и потянулся за острым ножом для бумаг на столе. Кая отпрыгнула в сторону, увернулась, метнулась к распахнутому окну.

– Повремени хоть минутку, дай мне сказать!

– Сказать? Чтобы ты околдовала еще и меня? – Микаэль ухмыльнулся. – Нашла дурака.

– Я знаю, что Морелла сделал с Сольвег, я знаю, что она потеряла ребенка, я этого не хотела, не хотела, она же мой друг!

Микаэль опешил, остановился и обреченно посмотрел на Эберта. Тот недоуменно смотрел на обоих.

– Ребенок? – промолвил рыцарь, приподнимаясь с мягкого кресла. – Ребенок у Сольвег? У моей… Сольвег, у нашей… Микаэль, что она говорит? Снова лжет?

Южанин вздохнул и одарил Каю-Марту ненавидящим взглядом.

– Нет, друг мой, она не лжет. На этот раз. У Сольвег действительно должен был быть малыш.

Бледное лицо Эберта, казалось, стало еще бледнее. В глубине глаз вспыхнул тусклый, еле заметный огонь.

– Но ты сказал… Ты говорил, что она просто друг, ты говорил…

– Полегче, Эберт, спокойнее, – южанин вскинул руки. – Я сказал тебе чистую правду, этот ребенок не мой. Я Сольвег даже пальцем не тронул. Но птица права. Мне вот только неясно – откуда лгунья-то знает?

Рыцарь снова тяжело опустился в кресло и отвернулся.

– Не все ли равно, – бросил он. – Мне ее речи уже точно без надобности. Закончи, что начал. Ниле, закончи уж с ней. Но не на этом ковре, прошу. Это матушкин.

– Как скажешь, – Ниле протянул руку и схватил ее за белые косы. – Это всего лишь казнь, не убийство, запомни, – и Кая почувствовала, как холодный металл поцеловал ее горло.

– Что здесь случилось? – раздался негромкий и тусклый голос. Он был тихим, но разом перекрыл всю суматоху, возню и ругань.