Из меди и перьев

Шить с Рузой они закончили только под вечер. Работы и завтра будет невпроворот, тут все висит на тонких ручных стежках, и корсет, и юбка. Голубой шелк мягко переливался под рукой, когда она поглаживала его в свете сумерек. К ее темным волосам подойдет прелестно, к ее бледной коже и холодным зеленым глазам. Найти бы еще цветов подходящих, да только на балах высшего общества цветы без надобности, как без надобности и смех, и открытые улыбки без причины. Обойдется без цветов, наденет свой тяжелый морской жемчуг, он так будет переливаться от тепла ее шеи. Мягкая улыбка пробежала по ее губам. Руза уже ушла, она быстро скинула домашнее платье и осторожно, стараясь не задеть булавки, влезла в только что пошитые корсет и юбку. Разгладила складки и посмотрела в зеркало. Даже если они ничего не выведают на этом балу, она все равно его запомнит надолго.

– Все также неотразима, – послышался за спиной тихий шепот. – Никогда не перестанешь вертеться у зеркала?

Сольвег увидела в темном углу неверное движение. Отраженный в зеркале чужак заставил ее кровь от ужаса заледенеть.

– Кто здесь? – сдавленным голосом шепнула она и сделала шаг в сторону стола, на котором стоял тяжелый подсвечник. Если за ней явился тот самый Сигур, то ему явно не поздоровится, уж перышки-то она ему почистит-повыдергает.

– Неужели ты не знаешь, кто это, Сольвег, родная…

Тень шагнула к ней из угла, и она почувствовала, как большие ладони легли ей на талию. Свет из окна упал ему на лицо, и она наконец явственно увидела его в зеркале.

– Ты!.. – проговорила она со смесью раздражения и облегчения. Она постаралась сбросить его руки, но они держали ее крепко. – Откуда ты взялся?

– Может быть, я вышел из твоих мечтаний, потаенных желаний и вздохов, родная. Но судя по твоим глазам, на это можно мне не надеяться.

Магнус повернул ее лицом к себе. На его губах была улыбка, но глаза его не смеялись.

– Как же ты хороша, Сольвег, – прошептал он, оглядывая ее с головы до ног. – Так же хороша, как и в первый день, когда мы с тобой встретились. Помнится, тогда ты тоже была в голубом. Я подарил тебе цветы, а ты подарила мне пощечину за дерзость, а позже и наш первый поцелуй. Ты помнишь?

– Я помню, что велела тебе убираться вон, – Сольвег постаралась вновь закатить ему оплеуху, но тот перехватил ее руку. – Как ты вообще узнал, что я здесь. Как ты сумел пробраться сюда?

Магнус осклабился и убрал выбившийся локон с ее лба.

– Я знаю о слухах, дорогая, а пробраться куда-то, прикинувшись подмастерьем или посыльным, не составит труда. Ты ведь помнишь, как я украл для тебя векселя. А ты оказалась такой неблагодарной девчонкой…

Она наконец вырвалась из его рук, рассерженная, как оса, и деловито села за стол.

– Так ты явился сюда. Зачем?

– Это же естественно, дорогая. Повидать тебя. Хотя за твои выходки любой порядочный любовник захотел бы тебя убить.

Сольвег рассмеялась.

– Ты руки на меня не поднимешь, – ей отчаянно хотелось в это верить. – А что касается повидаться… Мне кажется, в прошлую нашу встречу я была достаточно прямолинейна.

– Ты была расстроена и на взводе… – аптекарь пожал плечами. – Я слишком хорошо усвоил, что твоему «нет» можно не верить.

– Сделай ко мне хоть один шаг, и ты поймешь, чему стоить верить, а чему нет.

Магнус примирительно поднял ладони вверх.

– Остынь, остынь, я понял, что ты не в духе. Я же сказал, я просто хочу с тобой повидаться. Я скучаю по нашей дружбе, Сольвег. И надеюсь, что скучаешь и ты.

Сольвег инстинктивно положила руку на живот и поблагодарила небеса за то, что тот не в курсе, что у нее будет ребенок. Скучала ли она? За эти дни происходило слишком многое, чтобы она еще успевала думать о старом любовнике.

– Это не мой дом, Магнус, и я не могу позволить тебе задержаться. Уходи.

Магнус только усмехнулся, коснулся ее локона возле щеки и подошел к столу. Его руки взяли чайник, который прислала к ней в комнату Руза. Чашки она принесла тоже две, на случай если Микаэль или Каталина захотят разделить с ней вечерний чай. Магнус осторожно налил чашку ей и себе.

– Я не пришел с тобой ссориться, дорогая, – он протянул ей чашку, от которой клубами поднимался пар. – Ты выгнала меня тогда, так порывисто, так зло и обиженно. Неужели ты не жалеешь об этом? Ты была так напугана, на тебя напали, бедная девочка. Ты никогда не любила врачей и не подпустила бы к себе мастера Талмана, если б не было чего-то серьезного… – его лицо помрачнело. – Эта тварь на тебя напала, изранила спину… Я вобью ей тесак так глубоко, прямо в глотку, когда найду. Так и знай. Я отомщу за тебя. Выпей. И давай посудачим. Ведь не может все кончиться так между нами.