Иван Крылов

Когда Смоленский князь,
Противу дерзости искусством воружась,
Вандалам новым сеть поставил
И на погибель им Москву оставил,
Тогда все жители, и малый и большой,
Часа не тратя, собралися
И вон из стен московских поднялися,
Как из улья пчелиный рой.
Ворона с кровли тут на эту всю тревогу
Спокойно, чистя нос, глядит.
«А ты что ж, кумушка, в дорогу? —
Ей с возу Курица кричит. —
Ведь говорят, что у порогу
Наш супостат».
«Мне что до этого за дело? —
Вещунья ей в ответ. —
Я здесь останусь смело.
Вот ваши сёстры – как хотят;
А ведь Ворон ни жарят, ни варят:
Так мне с гостьми не мудрено ужиться,
А может быть, ещё удастся поживиться
Сырком, иль косточкой, иль чем-нибудь.
Прощай, хохлаточка, счастливый путь!»
Ворона подлинно осталась;
Но вместо всех поживок ей,
Как голодом морить Смоленский стал гостей —
Она сама к ним в суп попалась.

Так часто человек в расчётах слеп и глуп.
За счастьем, кажется, ты по пятам несёшься;
А как на деле с ним сочтёшься —
Попался, как ворона в суп!

В басне «Ворона и Курица» отразилась сложная нравственная ситуация, сложившаяся в русском обществе к 1812 году. Часть дворянства, почитающая Наполеона, видевшая в нём не поработителя, а освободителя, ожидала, что император всея Европы освободит «рабскую» Россию от невежества, снимет ярмо крепостного права, а некоторые надеялись, что под французами жить им будет вполне даже комфортно.

Именно такие настроения ожидания доброго и культурного врага баснописец выплеснул в беседе двух московских жительниц, Вороны и Курицы, которые по-разному относятся к защите Отечества. Одна, выросшая среди образованных русских, но в согласии с западным образом жизни и культурой Запада, не видит для себя особых проблем при приближении армии объединённой Европы, где она всегда чувствовала себя как дома. Другая понимает, что Россия очень отличается от западных стран, и ничего для себя хорошего от жестокого и безнравственного врага не ожидает.

Судьба этих двух басен позволяет вспомнить предназначение писем из «Почты духов». Крылов вновь выступал политическим глашатаем, который прекрасно понимал, что его басни можно использовать в пропаганде, на сей раз в правительственной. Именно это качество выдвинуло его в первые ряды писателей, на ком оказалось сфокусировано внимание читателей. Его басни манили национальной свободой, гражданским равенством, братством на поле боя с врагом. И он, надо признать, был тогда услышан.

Написанная в октябре 1812 года басня «Волк на псарне» стала самой популярной басней, связанной с событиями Отечественной войны. Но не для всех. Виссарион Белинский отнёс её к разряду произведений, в которых Крылов «хотел быть просто моралистом и которые слабы по рассказу». Чем рассказ не угодил неистовому либералу, не берусь судить. Школьные учителя этой темы предпочитают не касаться.

Поводом к написанию истории про волка, который «ночью, думая залезть в овчарню, попал на псарню», стали получившие известность попытки Наполеона начать переговоры с Россией, как только он оказался в Москве. Ситуация, зеркальная той, что проглядывала в басне «Кот и Повар», – тогда переговорное письмо Наполеону направлял российский император.

Аллегория совершенно очевидная. Наполеон (в шкуре Волка) просчитался и, полагая, что Москва для него станет лёгкой военной добычей, попал в безвыходное положение:

Мой волк сидит, прижавшись в угол задом.
Зубами щёлкая и ощетиня шерсть,
Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;
Но, видя то, что тут не перед стадом
И что приходит наконец
Ему расчесться за овец, ―
Пустился мой хитрец
В переговоры…

Басня настолько известная, что и цитировать её нет смысла. Кот, как помним, уплетал курчонка за обе щеки молча, даже не урчал от удовольствия, а Волк развёл такие турусы, что ой-ё-ёй. Это надо же: старинный сват и кум пришёл мириться совсем не ради ссоры.