Иван Крылов

Безусловно, произведение любого писателя нельзя толковать произвольно, его следует рассматривать в русле того мировоззрения, которое выработал у себя автор. Но, даже признавая, что баснописец не был революционером, превращать его в мирского старца, который с доброй усмешкой, с сердечным участием проповедует исключительно евангельские истины, торопиться не стоит.

Конечно, можно спорить, но пять слов, сказанных Крыловым: «А Васька слушает, да ест» – уже больше двух столетий прочно сидят в сознании людей.

Вторая басня, «Раздел», про торгашей, которые, споря о том, кто кому сколько должен денег, погибают в горящем доме, не стала столь же популярной. Однозначного объяснения, почему ей не суждено было стать «хитом» (хотя тогда и слова такого не было), никем не высказывалось.

Позже в рукописи басни был найден набросок портрета военного человека, похожего на московского губернатора графа Ф. В. Ростопчина. По мнению В. Ф. Кеневича[32], басня была направлена против разногласий и проявлений грубого эгоизма во время нашествия армии Наполеона. Писатель И. В. Сергеев даже конкретизировал: Крылов «разоблачал Ростопчина и Аракчеева – руководителей народного ополчения, затеявших распри и передряги из-за своих личных интересов».

Сам Крылов прописал мораль басни в её заключительных строках:

В делах, которые гораздо поважней,
Нередко от того погибель всем бывает,
Что чем бы общую беду встречать дружней,
Всяк споры затевает
О выгоде своей.

Казалось бы, мораль была актуальной, но та же тема в басне «Лебедь, Щука и Рак» выстрелила, а тут не сложилось. Призыв типа «давайте жить дружно!» на фоне бессмысленных споров о выгоде в ситуации трагедии не был воспринят как национальный лозунг к дружному отпору врага, как этого хотелось Крылову. Можно предположить, что жажда наживы или её отсутствие не были приоритетным критерием для этого. Не «проказникам», забывшим, что пожар в дому, не «честным торгашам», спорящим из-за раздела барышей, предстояло решать судьбу отчизны.

Схожая ситуация возникла и с басней «Ворона и Курица», в которой Крылов высказался о драме, когда после Бородинского сражения Кутузов был вынужден принять непопулярное решение на военном совете в Филях оставить Москву неприятелю без боя, чтобы сохранить живую силу русской армии и подготовиться к контрнаступлению. Никто не помышлял бить Наполеону челом. Тот сначала на Поклонной горе слегка задержался в ожидании получения ключей от Москвы. Везде в цивилизованной Европе ему ключи преподносили, и сам Париж, культурная столица мира, такое не раз проделывал, а Москва заартачилась – одно слово: варвары. Потом Наполеон пытался держаться как победитель, занявший столицу противника после победы в генеральном сражении. У европейцев всегда с географией были проблемы. Похоже, Бонапарту никто не объяснил, что столицей Российской империи был Санкт-Петербург.

Драма сдачи Москвы неприятелю послужила патриотическому подъёму, в этот период и была создана басня «Ворона и Курица». В ней Кутузов уже назван «Смоленским князем», значит, басня написана после сражения под Красным, когда им был получен этот титул, то есть после 6 ноября 1812 года.

Крылов приветствует народ, уходящий из захваченной врагом древней столицы, осуждает тех отщепенцев, которые свои личные интересы поставили выше патриотического долга. Тем самым он оказал моральную поддержку главнокомандующему: