Иван Крылов

«Кукушка и Петух» (1834). Басня направлена против литераторов Н. Греча и Ф. Булгарина. Крылов имел в виду, что «лица сии в журналах тридцатых годов восхваляли друг друга до самозабвения или, как говорят, до бесчувствия».

После смерти баснописца борьба вокруг его имени разгорелась с ещё большей силой. В «Северной пчеле» появились воспоминания Булгарина, в которых он записал себя в ближайшие друзья Крылова. На что Белинский в «Отечественных записках» ответил:

«…Подобные толки напоминают всегда басню Крылова, в которой паук, прицепившись к хвосту орла, взлетел с ним на вершину Кавказа да ещё расхвастался, что он, паук, приятель и друг ему, орлу, и что он, паук, больше всего любит правду…»

О чём та или иная басня, современники зачастую заключали, исходя из ситуации, в которой она автором публично прочитывалась или вслед за каким событием следовала. Потому-то они и истолковывали многие басни по-разному, а вслед за ними терялись в догадках по поводу содержащихся в баснях намёков и более поздние исследователи.

Однако тем и хороши басни Крылова, что, например, написал Иван Андреевич «Квартет», подразумевая заседание Государственного совета, а через пару месяцев случилось событие, давшее ещё одно толкование: будто бы Крылов имел в виду открывшееся в марте 1811 года салонное литературное общество ревнителей старины и традиций «Беседа любителей русского слова», разделённое на четыре разряда. Да, известно, что общество было создано несколько позже написания басни, но это не помешало ей обрести второе дыхание. И в конце концов, басня поэта – она ведь не заявление в прокуратуру по конкретному поводу, а художественное произведение. Тем более замечательное, чем чаще возможны ассоциации его с действительными событиями и характерами. А повод? Что ж, повод он только повод.

Поэтому, что именно подразумевал Крылов, например, в басне «Лебедь, Щука и Рак», не так и важно. Если это и загадка Крылова, то из тех, которым нет отгадки – просто не нужна она.

По большому счёту подобные истолкования мало чем отличаются от бытующих о баснописце легенд, документально, казалось бы, подтверждаемых современниками.

Со слов М. Лобанова, Крылов «по какой-то особенной причине преимущественно любил свою басню “Ручей”». По какой такой «особенной причине» и почему Иван Андреевич отдавал предпочтение именно басне «Ручей» (и так ли это?) можно лишь гадать. Что было у поэта связано с этим произведением – ещё одна загадка Крылова.

Мне куда интересней часто звучащие резкие критические замечания в адрес власти в баснях Крылова. Их вычленение стало традиционной нормой для литературоведения эпохи советской власти? Или они закладывались автором ещё в процессе написания басен? Осуждение, если использовать политическую лексику, тирании, несправедливости и безразличия власти к нуждам людей – что это? Неискоренимый эффект, когда всё вышедшее из-под пера Ивана Андреевича замешано на «бранном духе» (выражение Карамзина)? Отголоски политической фронды, характерной для журнальной публицистики, которой он отдал молодые годы? Или целенаправленное использование политической сатиры в стремлении привлечь внимание к социальным проблемам своего времени? Своеобразный замаскированный вариант «Почты духов»? Новая форма для старого содержания?

Такого рода басен, на политический окрас которых указывали прямо и неприкрыто, у Крылова наберётся предостаточно. Своеобразным эпиграфом к циклу социально-политических басен, особо близких психологической природе творчества писателя, хочется поставить строчку из его ранней басни «Волк и Ягнёнок» (1808), мораль на все времена – «у сильного всегда бессильный виноват»:

«Ах, я чем виноват?» – «Молчи! устал я слушать.
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

Тема несовершенства судебной системы и шире – государственного управления не была проходной для Крылова. Легко убедиться в этом, читая басни «Крестьяне и Река», «Волк и Мышонок», «Щука», «Крестьянин и Овца».

Доставалось от него и провластным вельможам («Оракул», «Осёл», «Гуси», «Две собаки», «Сокол и Червяк»).

Не избегал баснописец и фигуры правителя («Воспитание Льва», «Орёл и Кот», «Кукушка и Орёл», «Чиж и Ёж», «Лев и Комар», «Лев», «Мирская сходка»).

И тут вспоминаются слова Белинского.