Иван Крылов

«“Илья-богатырь”, волшебная опера в четырёх действиях. <…> Оперы, особливо волшебные, не подвержены строгим правилам; довольно, если они занимают зрителя и доставляют ему удовольствие. В “Илье-богатыре” щедрою рукою рассыпано всё, нужное для достижения этой цели. Игривое воображение автора, волшебства, превращения, остроты, шутки, куплеты и живость разговоров делают эту пиесу весьма приятною, и хотя она написана не по собственному выбору автора, а по просьбе А. Л. Нарышкина, бывшего тогда директором театров, однако ж служит новым доказательством разнообразного и гибкого таланта Ивана Андреевича Крылова».

«“Урок дочкам”, комедия в одном действии, в прозе. <…> В ней Крылов осмеивает пристрастие к французскому языку, свирепствовавшее преимущественно в высших сословиях, пристрастие столь вредное государству потому, что следствием оного неизбежно бывает пренебрежение к отечественному языку и слепая любовь ко всему иностранному. Из всех русских писателей, восстававших противу этого зла, Крылов сильнее и решительнее поразил его. Изобретение в этой комедии очень удачно, ход её занимателен, характеры верны, разговоры превосходны. “Модная лавка” и “Урок дочкам” имели удивительные успехи, игрались беспрестанно на театре и – что производит только могущество великого таланта – привлекли в театр для выслушания уроков автора высшее сословие публики».

И лишь достигнув в театре заметного признания, Крылов решает навсегда оставить перо драматурга и пойти по другому пути. А между тем театру он как драматург и журналист отдал к тому времени 20 лет своей литературной деятельности.

Где и как нашёл он в себе силы сделать столь решительный шаг? Новая загадка Крылова. Но он его сделал и стал тем, кем мы его знаем с детства, – баснописцем.

Со слов Лобанова, биографа Крылова, всё начиналось так: в 1805 году Иван Андреевич был в Москве и, навестив известного поэта и баснописца Ивана Дмитриева в его доме в Большом Козловском переулке, 12 (не сохранился), показал ему свой перевод двух басен Лафонтена: «Дуб и трость» и «Разборчивая невеста», а тот, прочитав их, будто бы сказал Крылову: «Это истинный ваш род; наконец вы нашли его!»

В действительности было не совсем так. В январе 1806 года журнал «Московский зритель» помещает две басни Крылова: «Дуб и Трость» и «Разборчивая невеста» под общим заголовком «Две басни для С. И. Бкндфвой», то есть для Софьи Ивановны Бенкендорф, дочери московских друзей Ивана Андреевича. Сам Крылов или же Бенкендорфы показали эти две басни И. И. Дмитриеву. И уже от него они попали к князю Петру Ивановичу Шаликову, редактору и издателю «Московского зрителя», который публикацию крыловских басен сопроводил примечанием: «Я получил сии прекрасные басни от И. И. Д. Он отдаёт им справедливую похвалу и желает, при сообщении их, доставить и другим то удовольствие, которое они принесли ему <…>. Имя любезного поэта обрадует, конечно, и читателей моего журнала, как обрадовало меня».

Тогда же Дмитриев посоветовал Крылову писать именно басни. С тех пор в публичном поле утвердилась мысль, что басня «Дуб и трость», переведённая Крыловым с французского, стала путеводной звездой в его литературной судьбе.