Однако царских денег Крылов тогда не взял. Коленопреклонённой одой не разразился и вообще после той памятной встречи с Екатериной II лет десять фактически не выступал в печати. Но русской земли не покинул.
Скиталец
И снова приходится говорить предположительно.
Из северной столицы Крылов подался, скорее всего, в Москву. Сначала остановился у актёров Сандуновых. Положение опального литератора открыло ему двери многих известных московских домов (Бенкендорфов, Татищевых и других), где Иван Андреевич приобрёл новые небесполезные в писательском мире знакомства. Без семьи, без серьёзного занятия, способного дать заработок, по сути, бездомный скиталец, он перебирался из одного гостеприимного дома в другой, чувствуя себя униженным и опустошённым. Досадовал, что угораздило родиться с талантом никому не нужного сатирика.
Про него говорили, что «спокойствие, доходившее до неподвижности, составляло первую его потребность». Но не полное же безделье!
По Москве тогда прокатилось картёжное поветрие. Всегда мечтавший о блистательном успехе, который наполнил бы его душу сильными ощущениями, Крылов вдруг стал завзятым картёжником. Игра возбуждала. Играл много и азартно. Однажды его имя даже попало в полицейский реестр заядлых карточных игроков, из-за чего на какое-то время Крылов был вынужден покинуть теперь уже Москву.
По словам одного из биографов писателя, на несколько лет Крылов как бы исчезает. Очевидно, в это время он скитается-странствует по провинции: посещает Тамбов, Саратов, Нижний Новгород, Украину, живёт в поместьях своих друзей. Он не перестаёт сочинять, но его произведения лишь изредка появляются в печати. Причём никакого и намёка на сатиру. То ли душа покоя запросила, то ли ещё не выветрился из памяти последний разговор с императрицей, во время которого он ощутил какой-то надлом в себе. Ситуация, в какую тогда попал Крылов, что и говорить, – она человека с самой крепкой психикой способна сломать.
Даже смерть Екатерины II, случившаяся поздней осенью 1796 года, мало что изменила в его положении. Когда на престол вступил Павел I, Крылов не побоялся ненадолго съездить в Петербург. Осмотрелся и порешил за лучшее там не задерживаться. Решил, что думать о возвращении к активной литературной деятельности или к журналистике при новой власти не приходится.
Подвернулся случай: князь С. Ф. Голицын[26] предложил занять при нём должность личного секретаря и домашнего учителя его детей. Крылов, которому всего-то тридцать лет, согласился. Плетнёв вспоминал, что Крылов был рекомендован в секретари князю С. Ф. Голицыну императрицей Марией Фёдоровной. Такого не могло произойти, не будь новая императрица (было уже начало 1797 года) и Иван Андреевич знакомы прежде. Даже если не он сам просил её об этом, а кто-то замолвил за него слово, чтобы похлопотала перед столь высокородным лицом, каким был Сергей Фёдорович.
Впрочем, воспоминания – дело тонкое. Надежда Михайловна Еропкина, двоюродная сестра П. В. Нащокина, которую Пушкин как-то назвал «вольтерианкой молодой» (ей тогда было 20 лет), в своих «Воспоминаниях об И. А. Крылове» писала, что помог Крылову определиться учителем в семью князя Голицына Александр Михайлович Тургенев. Поэтому в благодарность за оказанную протекцию Крылов, обращаясь к нему, говорил иногда: «Благодетель мой Александр Михайлович».
Сам князь – представитель славного рода Голицыных (ветвь Алексеевичей). Для полноты картины следует сказать, что был он племянником графа Захария Григорьевича Чернышёва, имевшего звание генерал-фельдмаршала. Впрочем, как говаривал Грибоедов, «позвольте нам родными счесться».
Если заглянуть в родословную, нельзя пройти мимо того, что ещё он внук Г. П. Чернышёва и А. И. Ржевской. Уточним: граф Григорий Петрович Чернышёв тоже военачальник, а ещё государственный деятель, сподвижник Петра I. Что касается бабушки-генеральши, то графиня Авдотья (Евдокия) Ивановна (урождённая Ржевская) была одной из любовниц Петра I и имела от него прозвище «Авдотья бой-баба». Именно такой знавал её император.
Но это ещё не всё. Глядим глубже: он правнук петровских сподвижников Ф. А. Головина и Б. А. Голицына. Первый из них, граф (с 1702), а до того боярин Фёдор Алексеевич, был главой внешнеполитического ведомства (президент Посольских дел), генерал-адмирал, ставший первым в России генерал-фельдмаршалом. Второй, боярин Борис Алексеевич, во времена царевны Софьи и Петра Великого был руководителем приказа Казанского дворца и воспитателем юного Петра (в «кадровом списочном составе» проходил строкой «дядька царя»).