Читаем Иван Болотников Кн.2 полностью

войсковой наряд! Пушкари, затинщики, пищальники, кузнецы, лафетных дел мастера, плотники, работные люди. Одни чистили медные жерла орудий и драили потемневшие от дыма и копоти стволы, другие подновляли, крепя скобами, деревянные станины, третьи обтягивали пушки железными кольцами, четвертые готовили фитили и обкладывали бочонки с зельем мокрой шерстью и рогожами…

Афоня ехал неторопко и зорко поглядывал по сторонам. Считал наряд.

«Осподи, не сбиться бы. Изрядно же у головы пушек… Шешнадцать, осьмнадцать… Эти на большак поставлены… Еще пять. В лощину нацелены… А вот и зелейный погреб. Бочонки выкатывают… А там что? Подводы с ядрами. Батюшки, да сколь же йх!»

Афоня аж взопрел. Остановил кобылу возле крайней подводы; на кулях с овсом сидел возница; в годах, в сермяжном кафтане, пеньковых чунях.

– Здрав будь, православный. Не укажешь ли, где пушкарского голову сыскать?

– А те пошто?

– Деготь везу… Где хоть шатер-то ево?

– Шатра нетути.

– Как нетути?

– Да так, – хмыкнул возница. – Кузьма Андреич подле пушек ночует. Рогожку подстелит – и храпака. Да кабы вволю спал. Чуть зорька, а он уж на ногах. И пушкарей и работных замаял.

– Непоседа?

– Непоседа. Экова тормоху с веку не видывал.

– А не ведаешь ли ты пушкаря Ерему Бобка?

– Не ведаю, милок. Много их тут. Ступай к зеленой яме да спознай.

– Пойду, пожалуй. Кобылу покеда тут оставлю. Тебя как звать-то?

– Епишкой.

Шмоток не спеша обошел весь угор. «Искал Бобка», но тот сам на него натолкнулся.

– А ты чего здесь вертишься?

– Слава те, осподи! – Обрадовался Афоня. – Тебя, детинушка, ищу.

– Да пошто?

– Как пошто? Сам же сказывал про деготь, вот я и привез.

– Так у нас же свои обозные, дурень, – рассмеялся Ерема.

Встречу шел стрелецкий пятидесятник в цветном кафтане; без шапки, узколобый, лысый. Глянул на Афоню, остановился: глянул зорче, вприщур.

– Никак луганский мужичок?.. Здорово, здорово, кра-мольничек.

– Окстись, батюшка, – захлопал глазами Афоня. – Николи в крамольниках не ходил.

– Николи? – багровея, рыкнул пятидесятник и ухватил Шмотка за ворот кафтана. – А не ты ль с луганскими бунтовщиками стрельцов загубил? Не ты ль брата мово живота лишил?

Выхватил саблю.

– В куски посеку, собака!

<p>Глава 12 СУД ПРАВЕДНЫЙ</p>

Из Раздор прибыл Терентий Рязанец.

Иван Исаевич крепко обнял пушкаря.

– Рад тебя видеть в здравии, Терентий Авдеич. Крепок! А ведь, поди, шестой десяток повалил.

– Не жалуюсь, Иван Исаевич, – крякнул в темно-русую бороду Рязанец. Был он приземист и широк в плечах. – Выходит, надобен тебе, воевода?

т

– Надобен, еще как надобен, Терентий Авдеич! Камень с души снял. Отдохни – и к пушкам.

– На том свете отдохнем. Показывай наряд, Иван Исаевич.

В тот же день Рязанец с головой влез в пушкарские дела. Ходил с Болотниковым, недовольно высказывал.

– Запустили наряд, Иван Исаевич. Пушкари пороху не нюхали да и орудий не знают. Осадную пушку от полевой отличить не могут. Аль то дело?

– Учи, поясняй, Терентий Авдеич.

Рязанец собрал всех пушкарей; водил от орудия к орудию, рассказывал:

– То пушка, названьем «Инрог». Весу в ней четыреста пудов. Отлита на Москве знатным мастером Андреем Чо-ховым. Волока при ней в две сотни пудов да стан с колесами столь же. Ядра отлиты по пуду. Сией пушкой крепости осаждать. Бьет изрядно, бывает, одним ядром башню сносит… А вот пушка «Пасынок», весом в триста пудов, с двумя станами, осадная…

Пушек и пищалей было немало; оказались в наряде пушки и для прицельной стрельбы, и верховые мортиры для навесного боя, и дробовые тюфяки для стрельбы картечью, и гауфницы, палившие каменными ядрами; пищали – полковые, полуторные, вестовые, семипядные и де-вятипядные; пищали затинные дробовые, пищали затинные скорострельные… Довольно оказалось в наряде и ядер: каменных, железных, чугунных, свинцовых, начиненных картечью.

Рязанец облазил каждую колесницу и станину, проверил лотки, катки и повозки, осмотрел ямчугу и порох, подъемные снасти и кузнечный инструмент; колюче глянул на пушкарского военачальника Дему Евсеева.

– Негоже, браток. Запустил наряд. Как же врага станем бить? Лошадей и тех не перековал. Срам!

– А мне и невдомек, Терентий Авдеич, – простодушно признался Дема. – Знатных-то пушкарей не оказалось, вот меня к наряду и приставили.

Вечером Рязанец явился к Болотникову; поведал о пушкарских нуждах и спросил:

– Сколь ден мне даешь, Иван Исаевич?

– Придется подналечь, Терентий Авдеич. Добро, коль в пять ден управишься.

– Тяжеленько будет, Иван Исаевич. Аль выступать скоро?

– Скоро, друже. Надобно Кромы выручать. Поспешай.

Болотников нетерпеливо ждал лазутчиков, но те как в воду канули.

«Ужель князь Трубецкой мой умысел разгадал? Ужель сгибли повстанцы?» – тревожился Иван Исаевич.

Полковые воеводы начали поторапливать:

– Не пора ли, Иван Исаевич?

– Сенозарник на исходе, а нак еще на Москву идти.

– Зимой воевать худо.

Болотников неизменно отвечал:

– Вслепую на Трубецкого не пойду. Довольно с нас единой оплошки. Надо ждать, ждать, други. Отправлю новых лазутчиков.

Посылал лазутчиков малыми группами, в пять-шесть человек, но проскочить стрелецкие разъезды и взять языка не удавалось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза