войсковой наряд! Пушкари, затинщики, пищальники, кузнецы, лафетных дел мастера, плотники, работные люди. Одни чистили медные жерла орудий и драили потемневшие от дыма и копоти стволы, другие подновляли, крепя скобами, деревянные станины, третьи обтягивали пушки железными кольцами, четвертые готовили фитили и обкладывали бочонки с зельем мокрой шерстью и рогожами…
Афоня ехал неторопко и зорко поглядывал по сторонам. Считал наряд.
«Осподи, не сбиться бы. Изрядно же у головы пушек… Шешнадцать, осьмнадцать… Эти на большак поставлены… Еще пять. В лощину нацелены… А вот и зелейный погреб. Бочонки выкатывают… А там что? Подводы с ядрами. Батюшки, да сколь же йх!»
Афоня аж взопрел. Остановил кобылу возле крайней подводы; на кулях с овсом сидел возница; в годах, в сермяжном кафтане, пеньковых чунях.
– Здрав будь, православный. Не укажешь ли, где пушкарского голову сыскать?
– А те пошто?
– Деготь везу… Где хоть шатер-то ево?
– Шатра нетути.
– Как нетути?
– Да так, – хмыкнул возница. – Кузьма Андреич подле пушек ночует. Рогожку подстелит – и храпака. Да кабы вволю спал. Чуть зорька, а он уж на ногах. И пушкарей и работных замаял.
– Непоседа?
– Непоседа. Экова тормоху с веку не видывал.
– А не ведаешь ли ты пушкаря Ерему Бобка?
– Не ведаю, милок. Много их тут. Ступай к зеленой яме да спознай.
– Пойду, пожалуй. Кобылу покеда тут оставлю. Тебя как звать-то?
– Епишкой.
Шмоток не спеша обошел весь угор. «Искал Бобка», но тот сам на него натолкнулся.
– А ты чего здесь вертишься?
– Слава те, осподи! – Обрадовался Афоня. – Тебя, детинушка, ищу.
– Да пошто?
– Как пошто? Сам же сказывал про деготь, вот я и привез.
– Так у нас же свои обозные, дурень, – рассмеялся Ерема.
Встречу шел стрелецкий пятидесятник в цветном кафтане; без шапки, узколобый, лысый. Глянул на Афоню, остановился: глянул зорче, вприщур.
– Никак луганский мужичок?.. Здорово, здорово, кра-мольничек.
– Окстись, батюшка, – захлопал глазами Афоня. – Николи в крамольниках не ходил.
– Николи? – багровея, рыкнул пятидесятник и ухватил Шмотка за ворот кафтана. – А не ты ль с луганскими бунтовщиками стрельцов загубил? Не ты ль брата мово живота лишил?
Выхватил саблю.
– В куски посеку, собака!
Глава 12 СУД ПРАВЕДНЫЙ
Из Раздор прибыл Терентий Рязанец.
Иван Исаевич крепко обнял пушкаря.
– Рад тебя видеть в здравии, Терентий Авдеич. Крепок! А ведь, поди, шестой десяток повалил.
– Не жалуюсь, Иван Исаевич, – крякнул в темно-русую бороду Рязанец. Был он приземист и широк в плечах. – Выходит, надобен тебе, воевода?
– Надобен, еще как надобен, Терентий Авдеич! Камень с души снял. Отдохни – и к пушкам.
– На том свете отдохнем. Показывай наряд, Иван Исаевич.
В тот же день Рязанец с головой влез в пушкарские дела. Ходил с Болотниковым, недовольно высказывал.
– Запустили наряд, Иван Исаевич. Пушкари пороху не нюхали да и орудий не знают. Осадную пушку от полевой отличить не могут. Аль то дело?
– Учи, поясняй, Терентий Авдеич.
Рязанец собрал всех пушкарей; водил от орудия к орудию, рассказывал:
– То пушка, названьем «Инрог». Весу в ней четыреста пудов. Отлита на Москве знатным мастером Андреем Чо-ховым. Волока при ней в две сотни пудов да стан с колесами столь же. Ядра отлиты по пуду. Сией пушкой крепости осаждать. Бьет изрядно, бывает, одним ядром башню сносит… А вот пушка «Пасынок», весом в триста пудов, с двумя станами, осадная…
Пушек и пищалей было немало; оказались в наряде пушки и для прицельной стрельбы, и верховые мортиры для навесного боя, и дробовые тюфяки для стрельбы картечью, и гауфницы, палившие каменными ядрами; пищали – полковые, полуторные, вестовые, семипядные и де-вятипядные; пищали затинные дробовые, пищали затинные скорострельные… Довольно оказалось в наряде и ядер: каменных, железных, чугунных, свинцовых, начиненных картечью.
Рязанец облазил каждую колесницу и станину, проверил лотки, катки и повозки, осмотрел ямчугу и порох, подъемные снасти и кузнечный инструмент; колюче глянул на пушкарского военачальника Дему Евсеева.
– Негоже, браток. Запустил наряд. Как же врага станем бить? Лошадей и тех не перековал. Срам!
– А мне и невдомек, Терентий Авдеич, – простодушно признался Дема. – Знатных-то пушкарей не оказалось, вот меня к наряду и приставили.
Вечером Рязанец явился к Болотникову; поведал о пушкарских нуждах и спросил:
– Сколь ден мне даешь, Иван Исаевич?
– Придется подналечь, Терентий Авдеич. Добро, коль в пять ден управишься.
– Тяжеленько будет, Иван Исаевич. Аль выступать скоро?
– Скоро, друже. Надобно Кромы выручать. Поспешай.
Болотников нетерпеливо ждал лазутчиков, но те как в воду канули.
«Ужель князь Трубецкой мой умысел разгадал? Ужель сгибли повстанцы?» – тревожился Иван Исаевич.
Полковые воеводы начали поторапливать:
– Не пора ли, Иван Исаевич?
– Сенозарник на исходе, а нак еще на Москву идти.
– Зимой воевать худо.
Болотников неизменно отвечал:
– Вслепую на Трубецкого не пойду. Довольно с нас единой оплошки. Надо ждать, ждать, други. Отправлю новых лазутчиков.
Посылал лазутчиков малыми группами, в пять-шесть человек, но проскочить стрелецкие разъезды и взять языка не удавалось.