Полковые начальники еще более насели.
– Не томи рать, воевода. Пора!
На стороне Болотникова оказался один лишь Юшка Беззубцев.
– У Трубецкого и рать велика, и наряд крепок. А как войско стоит – не ведаем.
Всех больше недовольствовал Федор Берсень. С досадой передразнил Юшку:
– «И рать велика и наряд крепок». Не лишку ли осторожен? Дали раз по шапке, так в кустах сидеть? Да казакам без дела сидеть тошнехонько. В поход, воевода!
– Подождём! – сурово и непреклонно говорил Болотников.
В рать вливались все новые и новые силы. Прослышав о грамотах царя Дмитрия и «листах» Болотникова, в войско прибыли повольники с Дона и Волги, Хопра и Медведицы, Северного Донца и Маныча…
«Крепко же народ вознегодовал на бояр. Славная рать копится, – радовался Болотников. – Поглядел бы царь Дмитрий на свое воинство. Не довольно ли ему в Речи Посполитой сидеть? Не пора ли на Русь возвращаться?»
Намедни получил от Молчанова грамоту. Михайла отписывал: царь Дмитрий Иванович ждет от своего Большого воеводы решительных действий, повелевает немешкотно идти на Москву. Всем неймется: царю, Молчанову, Шаховскому, ратные воеводы одолели. Но сердце подсказывало: не торопись, спознай врага и вдарь наверняка. Не торопись, воевода!
Сновал по дружине. Как-то, поустав от хлопот, привалился на лугу к стожку сена; по другую сторону заслышал разговор ратников:
– Сенца-то, почитай, на весь обоз запасли. Добро, мужики не скареды, не пожалели покоса. И ить мирской луг подчистую скосили.
– Не скареды, – поддакнул другой. – И сенцом, и хлебушком снабдили. Последки, грят, отдадим, лишь бы Дмитрия Иваныча на престол утвердить.
– Добро бы так. Чать, помните, как Дмитрий Иваныч о народе пекся?
– Токмо и вздохнули при Дмитрии.
– Крепко вздохнули. Царску десятину не велел пахать, Юрьев день мужикам вернул. Праведный царь!
– Праведный! То-то вся северская земля за Дмитрия встала35.
– А я, братцы, иное слышал. Чу, царь Дмитрий от православной веры отшатнулся.
– Брехня!
– Беглый поп московский сказывал. В Белокаменной его сана лишили, так он в Путивль утек. Ныне же в рати батюшкой. Сказывал, что-де государь Дмитрий Иваныч на Москве в храмы не ходил, а все с латынянами якшался. Де, настоль онемечился, что даже в царицы еретичку взял. Не грех ли то, православные?
– Врешь, Кирейка. Не возводи хулу на царя Дмитрия.
Иван Исаевич вышел из-за стога.
– Кто из вас Кирейка? – строго спросил он.
– Я, отец-воевода, – смирнехонько ответил неказистый, остролицый мужичонка с быстрыми бегающими глазами.
– Так, сказываешь, царь Дмитрий Иваныч христову веру предал?
– Я о том не сказывал, не сказывал, отец-воевода, – заюлил Кирейка. – То поп Евстафий изрекал.
– Что за поп? Что за блудная овца появилась в моей рати? Где он?
– В Передовом полку, отец-воевода, – продолжая низехонько кланяться, отвечал ратник.
– Добро бы глянуть на оного попа.
Отцу Евстафию учинили сыск. Иван Исаевич поручил расспросить попа вернувшемуся из северских городов Матвею Аничкину.
– Чую, неспроста рать мутит. Пытай накрепко. Матвей принялся за дело с усердием. Через два дня
доложил:
– Евстафий сказался попом с Никольского прихода. Де, пять лет на Фроловке Белого города службу правил. Я ж московитян сыскал. Не знают такого батюшку. В Никольском храме отец Федор в попах ходил.
– Что мыслишь о том, Матвей?
– Мнится мне, лазутчик. Никак из Москвы Василием Шуйским заслан. Поп еще в Путивле царя Дмитрия хулил.
– А Кирейка?
– Кирейка пришел вместе с Евстафием.
Лицо Болотникова ожесточилось. Козни Шубника! Боярский царь ушами не хлопает. Норовит подорвать народное войско изнутри, лишить его веры в царя Дмитрия. Жестко молвил:
– Обоих пытать огнем. Змеиные души вытряхнуть! И «поп», и Кирейка пыток не вынесли. Не только во
всем повинились, но и выдали имена других лазутчиков. Их оказалось пять человек, мутивших повольников во всех полках.
Вершил суд сам Болотников.
– Зрите, други, на этих христопродавцев. Засланы они в дружину самозванным царем Шубником. То боярские лизоблюды и прихвостни. Проникли они в рать, дабы на истинного государя Дмитрия Иваныча хулу возвести. Государь-де Дмитрий вор и богоотступник, еретик и народный притеснитель. А так ли оное, други?
Дружина гневно отозвалась:
– Врут, злыдни!
– Царь Дмитрий к народу милостив!
– Не Дмитрий Иваныч, а Васька Шуйский народа погубитель!
– Покарать изменников!
Иван Исаевич поднял руку.
– У Шубника в судьях – бояре да дьяки. Мы ж будем судить всенародно, и суд наш самый праведный.Что укажете изменникам?
– Казнить, воевода!
Лазутчиков повесили на осинах.
Глава 13 АФОНЯ
– Погодь, Силантий, не горячись, – прикрывая Афоню, молвил Ерема.
– Зарублю! – продолжал яриться пятидесятник, отталкивая молодого пушкаря.
– Да уймись же, Силантий! Ужель экий сверчок стрельцов посек?
– Не один он был, а с луганскими мужиками. Те ж давно на стрельцов крысились, сволочи!
– И все ж уймись. Сведем мужичка к голове да спы-таем. Уймись, Силантий.
Пятидесятник двинул кулаком Афоню по лицу и вложил в ножны саблю.
– Айда к Смолянинову.