– Признал, – вновь хлопнул мужика Болотников и громко рассмеялся. – Нашел свою землицу? Давно тут?
– Давно, служилый. Почитай, с той поры, когда меня с казачьего Поля вымели… Вот уж не чаял!
– Судьба, Митяй. А ее, брат, на кривой не объедешь… На Шуйского не сбираешься?
– Не, служилый.
– Чего ж так? А ежели царево войско сюда нагрянет? Волость-то бунташная. Тогда прощай волюшка. Кто ж за нее станет биться?
– Авось не нагрянет, бог милостив.
– Вот ты как… Худо то, Митяй. На авось надежа плохая. Надо всем миром за волю стоять. Сиднем доброго житья не добудешь. Ты глянь окрест. Народ повсюду в рати сбивается.
– Не воин я, милок. Ты уж прости… Пойду я. Траву по росе косят.
Митяй шагнул к угодью, а Болотников, покачав головой, взмахнул на коня. Надо было поспешать в крепость.
Путивльский владыка отслужил в храме напутственный молебен. Войско заполонило городскую площадь.
Благословляя Болотникова иконой Иверской богоматери, архиерей изрек:
– Ратной удачи тебе, сыне. Да храйит тебя бог!
К Большому воеводе и войску обратился князь Шаховской:
– С нами бог и истинный государь Дмитрий Иваныч. Под его святыми знаменами вы дойдете до Москвы и скинете с трона неправедного Шубника, кой всей державе ворог. На престол сядет богоданный царь, рюрикович, наследный сын великого государя Ивана Васильевича. Он покарает недругов-бояр, а земли и богатства их повелит отдать своему христолюбивому воинству. Крепко помните – ждет вас щедрая царская награда. За истинного государя, православные! Слава Дмитрию Иванычу!
– Слава!
– Умрем за государя!
– Слава Красно Солнышку!
Болотников надел на голову высокий железный шишак с кольчатой бармицей, привстал на стременах; большой, осанистый, затянутый в серебристую кольчугу; зычно, на всю площадь, воскликнул:
– В путь, други!
Запели трубы, загремели тулумбасы, загудели рожки и дудки; войско двинулось к воротам. Впереди дружины, на конях, Большой воевода и военачальники: Федор Берсень, Юрий Беззубцев, Мирон Нагиба, Нечайка Бобыль, Тимофей Шаров, Матвей Аничкин.
Колыхались на упругом ветру стяги и хоругви, блестели на солнце кольчуги и панцыри, колонтари и бехтерцы, бердыши и секиры, отливали золотом затинные пищали и пушки.
Вслед за конной дружиной и пушкарским нарядом следовала пешая рать. Тут крестьяне и холопы, бобыли и монастырские трудники, посадчане и гулящие люди25. Вооружены чем попало: боевыми топорами и рогатинами, кистенями и шестоперами, прадедовскими мечами и дубинами…
Позади всего войска скрипел колесами обоз. На подводах: харчи, бочонки с водой, деготь, смола, топоры, веревки, сыромятные ремни, гвозди, подковы…
Вышли из Путивля.
Войско длинной извилистой змеей растянулось по дороге. Болотников въехал на пригорок, оглянулся.
– Силища, Иван Исаевич! – весело молвил Нечайка.
– Боле десяти тыщ. Шутка ли? – вторил ему Мирон Нагиба.
– То лишь начало. Погоди, обрастем новыми ратями, други, – сказал Болотников.
«Сколь мнилось о том, сколь дум передумал, – возбужденно поглядывал на повольников Иван Исаевич. – Еще в пору Бориса Годунова помышлял на бояр замахнуться. Не случись в Раздорах измены, пошел бы с казаками по Волге бояр громить. Жаль, ордынцы помешали, а то бы пылать красному петуху… Ныне же костер пожарче вспыхнет. Мужик да холоп на боярина поднялся! Народ! Чу, по всей Руси смута идет. Ныне токмо и биться, токмо и сколачивать народные рати. Сколачивать под еди-ную руку, дабы крепче по господам вдарить».
Всплыли слова, сказанные Михайлой Молчановым: «Пойдешь по Руси Большим воеводой. То не всякому дано».
Дрогнуло в смутной тревоге сердце. Тут тебе не донская станица, тут бремя куда весомей. Удастся ли поднять весь народ и добыть у бояр волю?
Подернулось хмурью лицо.
«Справлюсь ли, господи! Под силу ли мне сие?»
– Нет, ты глянь, глянь, Иван Исаевич, как мужики идут! Оборонка – топор да рукавица, а задору! – подтолкнул Болотникова Мирон Нагиба.
Мужики и в самом деле шли мимо воеводы удалые. Рослые, кряжистые, крутоплечие, потрясая «оружьем», кричали:
– Побьем Шубника, воевода!
– Веди, Иван Исаевич!
Один из повольников, дюжий большеротый мужичина в сермяжном азяме, вскинув над кудлатой головой пудовую дубину, гаркнул:
– Слава воеводе!
– Слава! – дружно отозвалась пешая рать.
– Слава! – гулко прокатилось по конной дружине.
И этот мощный тысячеголосый клич отозвался в сердце Болотникова набатом. Рать идет сильная, отважная.
– Доброе войско, – крутнул пышный черный ус Федор Берсень.
– Доброе, – сказал Болотников, и на душе его посветлело.
Повольники двигались через Комарицкую волость.
Комарицкие мужики, встречая ратников, радостно галдели:
– Слава те, осподи! Пришли, избавители!
Мужики обнимали ратников, тянули в избы, угощали вином и снедью. На мирских сходах Иван Исаевич говорил:
– Назначен я воеводой царем Дмитрием Иванычем. Жив и здравствует великий государь. Дарует вам волю. Земли, леса, рыбные и сенокосные угодья – ваши! Владейте с богом.
Мужики – шапки кверху. Поуспокоившись, спросили:
– На землях-то помещики осели. За топоры браться?