— Пушкин мало успевает в логике, — сказал Куницын, — и в предметах, требующих точности. Он ничего не записывает, но хорошо усваивает сказанное и то, что соответствует его собственным чувствам, поэтому в естественном праве успехи его более заметны.
Но Фролов возражал, указывая на вольные мысли Александра и на то, что он недавно подвергся наказанию в карцере.
Куницын ответил, барабаня по столу:
— Принужден отметить, что воспитанник Пушкин был подвергнут наказанию в уединенном заключении не по постановлению конференции, а единоличным распоряжением господина… — Он сделал вежливый поклон в сторону Фролова, — господина, временно исполняющего должность директора.
Вступился Галич:
— Пушкин хорошо понимает законы поэзии. Он находит запас способов и знаков для выражения своих чувств и мыслей. Когда он обдумает свое произведение, его план и предмет, то удача не оставляет сомнений.
Скромно вставляет слово профессор де Будри, француз, читающий лекции по французскому языку:
— Насколько могу судить, его превосходительство, господин тайный советник Державин, присутствуя на экзамене, преимущественное внимание обратит на стихотворческие упражнения. А поелику воспитанник Пушкин по своим дарованиям в поэзии занимает в сем смысле первое место, то полагал бы чтение стихов на публичном экзамене поручить ему, невзирая на его дурное поведение.
Тут де Будри сделал изящный, вежливый поклон в сторону рассерженного Фролова.
Чтение стихов на экзамене было решено поручить Пушкину.
Программа разделена была на два дня. В первый день назначены были экзамены по истории, географии и нравоучению. В заключение должны были быть прочитаны рассуждения: Яковлева «О любви к отечеству» и Илличевского «О цели человеческой жизни». Слушателям было предоставлено право задавать любые вопросы, но никто этим позволением не воспользовался. Было довольно скучно. Все с нетерпением ждали второго дня, когда назначены были экзамены по языкам: латинскому, французскому и российскому. Все знали, что приедет сам Державин и что Пушкин будет читать свое стихотворение «Воспоминания в Царском Селе». Александр уже читал его на репетиции экзаменов. На публичный экзамен получил приглашение и Сергей Львович, к тому времени вышедший в отставку и поселившийся в Петербурге.
К Лицею подъехал Державин и вышел из саней, поддерживаемый швейцаром. Он был в шубе и бобровой шапке. Дружески похлопывая швейцара по рукаву, сказал:
— Спасибо, голубчик.
Кюхля сломя голову летел по лестнице вверх:
— Державин приехал!
Он пронесся ураганом по коридору и вновь помчался по лестнице вниз, в сени. За ним бежали Александр, Илличевский, Пущин, Яковлев и прочие лицеисты. С Дельвига соскочила обычная лень. Физиономия его сияла. В восторге он объявил Александру:
— Я поцелую руку, написавшую «Водопад»!
Кучка юношей ждала в сенях. Вошел Державин и спросил, повернувшись к швейцару:
— А куда мне, братец, пройти по надобности?
— Пожалуйте, — ответил швейцар.
— А, спасибо, голубчик, — и пошел в сопровождении швейцара в указанном направлении.
Лицеисты побежали вверх по лестнице. Александр спросил Дельвига:
— Что же ты руку не поцеловал?
Дельвиг ответил, смеясь:
— Что-то прошла охота.
Обстановка на публичном экзамене была парадная. Среди сверкающих орденами и лентами парадных мундиров терялись скромные фраки. Впереди был красный стол с золотыми кистями, и за столом, рядом с графом Разумовским, сидел Державин. Он скучал во время вопросов по грамматике латинского и французского языков. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен по российской словесности. Тут он оживился. Черные глаза из-под седых бровей заблистали. Читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал все с живостью.
Но вот был вызван Александр Пушкин. Глаза Державина зажглись любопытством. Он пристально посмотрел на молодого поэта.
Пушкин давно уже готовился к этому чтению. Сперва он думал написать «Картину Царского Села». Он хотел описать дворец и сад, утреннее, дневное и вечернее гулянья, но не было объединяющего предмета. Александр не мог писать по программе, и этот описательный план был оставлен. Нашелся образ, вокруг которого собралась вся картина Царского Села. Это устроительница и первая хозяйка Царского Села, императрица Екатерина. Исчезли все «гулянья». Нашлась подходящая обстановка для «Воспоминаний» — лунный вечер: