Юная Спасительница (СИ)

— Ты же не до смерти напиваться собираешься. Иначе понадобится больше, чем одна бутылка, — заметив, как я на миг отворачиваюсь в знак отказа, делает еще один глоток. — Я чертовски жалею, что годами позволял себе разгуливать налево и направо… изменял твоей маме, не заботился о тебе, а теперь даже вынужден втянуть в войну. Челл, знаю, никогда раньше этого не говорил, но черт… — затягивает еще один глоток, не отрываясь, и потягивает носом. — Я был ужасным отцом. И до сих пор ужасный отец. Ты меня знаешь: старый хрен не умеет говорить о чувствах, но это не изменяет того факта, что ты единственный дорогой мне человек. Челси, если бы я мог повернуть время вспять, то сделал бы это. Потому что люблю тебя.

От его жалостливой интонации крутит живот. Внутри что-то скрежещет, словно когти хищника, раздирающего заблудившуюся скотину. Что-то по-животному кровожадное и подлое. Медленно качаю головой, хлюпаю носом и вытираю слезы резким, отрывистым движением.

— Классно, что ты только сейчас об этом вспомнил, — покручиваю кулон и комкаю фотографию. — Не знаю, как ты меня искал, но сомневаюсь, что за день ты смог все это построить. Возведение собственной общины, приведение ее в приемлемое состояние и подчинение воли людей — дела не одного дня. Ты это делал годами.

— Не неси бред, Челл!

— И почему же это бред? — спокойно интересуюсь. — Взять тот же побег из Святилища, которому ты поспособствовал. Любовь… — загадочно произношу, повторно прокручивая в голове последнюю фразу.

— Один чертов раз я допустил такую громадную ошибку! Я уже объяснил, чем думал тогда. Вспомни те же времена, когда ты сбегала из дома, а потом мчалась назад, испугавшись не то пьяницы, не то собственной тени, которую под кайфом приняла за маньяка. В любом случае, нам с мамой приходилось переживать.

— О-о, так мне за это спасибо надо сказать? За то, что переживали за родную дочь!

Мычит и отставляет бутылку в сторону.

— Челл, у тебя есть привычка: если что-то не получается, ты из шкуры лезешь, чтобы это вышло. Если тебе, не дай Бог, предложат помощь, пошлешь всех нахер, ведь ты, дорогая Челсия, слишком самоуверенна в своих возможностях и иногда их даже переоцениваешь. И стоит всему пасть, как границы рушатся, а условности размываются! Ты начинаешь изменять принципам и, недовольно топая ногами, гарчишь, заставая всех врасплох спонтанными заявлениями «помогите мне». Понимаешь? Ты считаешь себя уже взрослой, а на деле являешься ребенком, который не то чтобы еще не разобрался в себе, а напрасно пытающийся убедить в чем-то окружающих. Я же прожил определенно побольше тебя и, может, идеальным отцом не был, но все равно в этом вопросе попрошареннее тебя. Не указывай на мои ошибки так, словно являешься лучше. Я тебе не девочка на побегушках, дорогуша, так что знай свое место.

Выслушиваю спокойно и под конец рассказа киваю в притворном внимании.

— Закрыли тему. Что насчет поисков? Откуда это у тебя? — сую ему под нос кулон и скомканную фотографию.

Он их бережно забирает и оглядывает.

— Фотографию из твоей комнаты стащил. Над кроватью висела. А это, — кивает на обломок и морщится, — в лесу нашел. Не знаю, как мне так повезло. Я пытался найти какие-либо следы или подсказки, куда же ты делась. Тщетно.

Шмыгаю носом, болезненный вздох слетает с моих губ.

— И как же долго ты меня искал?

— Долго. Очень, — натянуто лыбится. — Наверное, года четыре.

Поперхаюсь, заходясь отрывистым кашлем.

— Прости, что?..

— Четыре года. Признайся, ведь ты бы за такое время уже забыла старика, — улыбка расширяется и он наконец поворачивает голову на меня. — Другие женщины никогда не заменяли и не заменят твоей матери. Люсиль была единственной, которую я любил. А они, — лениво махает в сторону двери. — Они пустые попытки развлечься и почувствовать свою манию величия во всей красе.

Устало закатываю глаза и монотонным голосом отрезаю:

— Не имеет значения. То, что было между тобой и мамой, меня не колышет.

Внезапно на улице накатил ветер, громко задувающий. Будто по сигналу, папа измотанно кряхтит.

— Знаю… Просто хочу, чтобы ты знала: я желаю тебе всего наилучшего и, если тебя кто-то хоть пальцем тронет, я не останусь в стороне.

— Кому ты голову морочишь? Ты бы меня выкинул из общины при первой возможности.

— Тогда почему ты до сих пор здесь? — едко ухмыляется.

— Не знаю, — весьма спокойно отвечаю. — Я без понятия, что творится у тебя в голове, — подвожусь с места, отряхиваю шорты и одергиваю куртку.

— Челл…

Смеряю настороженным взглядом отца, а затем и две доски, которыми заколочено единственное в помещение окно. Так или иначе, через щели видно абсолютно все: начиная с занятых Спасителей и заканчивая погодными условиями. Занимается вечер, на небе красуется луна, почти полная. Ее красный свет оставляет на всем розоватую тень.

— Что? Скажи, что я неправа.