Юная Спасительница (СИ)

— Позже познакомлю тебя получше с Дуайтом и Саймоном. Прошлый опыт был не очень удачен, но раз я твердо намерен дать своей дочери возможность проявить себя, то сделаю все, что в моих силах, чтобы лидер из нее стал бывалый.

========== Глава 15. Только начало ==========

Ловким движением руки папа проводит бегунок в самый низ и снимает с себя куртку. Ладони незамедлительно оказываются погребенными огромными рукавами кожаной косухи, так что приходится их закатить.

— Моя дочь должна выглядеть брутальной и крутой, а не какой-нибудь прошмандовкой, — садится на колени, мурлыкает себе под нос, ловко погружая руки в «гущу» перебранных одежек. Иногда раздраженно ворчит, высовывая карманы курток наружу и осматривая их содержимое.

— Пап?

— Да? — слегка поворачивает голову. Дергает рукой и наконец движение прекращается; он явно что-то нащупал.

— Ты ведь хотел, чтобы Саймон и Дуайт мне провели экскурсию. Твоя комната не очень-то походит на оружейную, — усмехаюсь самой мысли, как папа еще пару минут назад гнал меня в спину, а сейчас сидит и копошит в шкафу.

Вещи, красующиеся на полу, как погляжу, принадлежат далеко не женам папы. По крайней мере, не этим.

— Ты прихватил платья мамы? — фокусируюсь на одежде, и папа приглушенно угукает.

Я так по ней соскучилась. Отношения с родителями у меня всегда были не очень, но в отличие от отца, мама была более приземленной и легкой в общении. Может, ее взгляды на жизнь уж слишком отдалены от наших с папой, но если быть честной, из нас троих она была самой гуманной; не любила спорить и держалась от конфликтов в стороне. Она всегда заступалась за меня, когда папа был готов замахнуться.

Одной рукой разворачивает потайной кармашек в поясе, а вторую сжимает в кулаке. Извлекает маленький сверточек.

— Ты хотела доказательств того, что я искал тебя? Вот, пожалуйста, — хрипло изрекает он. Разворачивая узел на мешочке, высыпает содержимое на ладонь, и о боги!.. мое сердце грозит расколоться надвое, словно орех.

Зажимает мне в ладошку металлический осколок, который переливается в бликах заходящего солнца, пробивающихся сквозь заколоченные окна. Сжимаю его очень крепко, не решаюсь раньше времени посмотреть. Пальцами другой руки папа стискивает мятую бумажку и неторопливо разворачивает ее.

Рваные края поднимаются, открывая вид на почерневшую, запятнанную, с явными подтеками и местами разлезшуюся от воды фотографию.

Три ребенка. Все одеты в темные футболки и джинсы, с подвесными цепочками. Лица всех троих расплылись в широких улыбках. Слева и посередине стоят парниша и девчушка. Почему-то их фигуры обведены красным маркером. А девчонка справа хоть и обнажила зубы, но по выражению ясно, что это фальш. Нет тех морщинок у глаз, когда улыбаешься; нет тех высоко поднятых бровей — лишь натянутая для виду улыбка, скрывающая за собой океаны боли.

Из горла вырывается клокочущий звук. Пальцы, до боли сильно сжатые, расслабляются. Половинка металлической фигурки потеряла свою былую красоту: краска слезла, фурнитура сломалась да и второй половины по-прежнему не хватает. Раздвинув параллельные края кулона, ахаю от изумления. Внутри остался зажат кусок фотографии, на которой красуется небольшая часть моего тела. Закрываю кулон и смотрю на его поверхность. Несмотря на состояние побрякушки, мне удается распознать почти стертую букву «М».

— Знаю, что тебе нравился этот черт, — сопит папа. — Господи, блять, как его зовут? Постоянно забываю!

Ногтями соскребаю кусочки застывшей грязи с осколка.

— Его звали Мэтт, — голос у меня обычно громкий; я не боюсь говорить то, о чем думаю. Но то, что я выдавливаю из себя в ответ на реплику папы, едва ли всхлипом назвать можно.

— Хрен с ним, — садится на пол, поджимает под себя ноги и протяжно вздыхает. — После потери тебя, я бродил туда-сюда. Ходил из одного угла в другой и возвращался, будто боясь что-то пропустить. Я даже возвращался домой. Трижды. Просто, чтобы убедиться, что после разлуки ты додумалась прибежать обратно. И знаешь, каждый раз видеть на диване разлагающийся труп твоей матери… Блять, я не был готов к такому. И к тому, чтобы вдобавок потерять тебя, тоже.

Голос дрожит. Папа достает из-под кучи разбросанных вещей бутылку самогона, делает глоток и закашливается, мотая шеей. Подхожу к отцу, неотрывисто созерцая, как он хлестает алкоголь за пятерых. Со спины протягивает мне бутыль.

— Будешь?

— Теперь ты хочешь помочь мне наложить на себя руки? — сквозь собственную хмурость выдавливаю пародию на усмешку и занимаю место рядом.