Юная Спасительница (СИ)

Ранение, про которое на время удалось забыть, резко начинает ныть, кожу сильнее стягивает, и я почти неслышно шиплю «ауч».

— Да что с тобой стало? — удивляюсь я. — Когда из безразличного отца, херового мужа и такого же посредственного учителя ты успел превратиться в… Это?!

Опять подходит вплотную и поднимает мой подбородок кверху. Он заставляет смотреть на него, будто не может удержаться от того, чтобы не потрогать чужое лицо.

— Милая, слушай… Что самое важное при встрече с новыми знакомыми? Правильно, первое впечатление! Как я сказал, пришел сюда я не для того, чтобы пиписьками меряться, — отпускает мой подбородок и оборачивается к Рику. — Знаешь почему, Рик? Потому что понятное дело, что у меня пиписька больше! — громко и гадко загоготав над собственной шуткой, отец обхватывает рукоять биты обеими руками. — Рик-Рик-Рик… мне жаль, но нужно уметь проявлять себя. Спасители!

Не дав времени осознать происходящее, предплечья крепко, до боли, сжимает кто-то из Спасителей. Обернувшись, замечаю знакомую фигуру. Высокий блондин с ожогом на половину лица не позволяет мне вырваться.

Начинаю вертеться, извиваться, брыкаться, за что получаю от Дуайта неплохую пощечину.

— Твою ж!.. Зачем ты это делаешь, Дуайт? Я считала тебя нормальным!

Он убирает шершавую и холодную ладонь, второй — по-прежнему удерживая предплечье. К виску приставляет мне пистолет и наклоняется к уху:

— Ты заодно с нашими врагами.

Остальных людей Спасители также берут под контроль, усаживая всех в ряд на колени.

— Прекрати! — отрезаю я. — Хватит уже крови и страданий!

Тщетные попытки остановить папу только подогревают его интерес и наслаждение. Ему плевать, какими методами добиваться своего. Весело расхаживает вдоль ряда покоренных выживших, усмехается и отпускает язвительные шутки в сторону Рика.

На глаза Граймса-старшего наворачиваются слезы. Горечь и страх в его голосе расстраивают даже меня.

— Не надо, пожалуйста! Умоляю…

— Я же могу снова заставить тебя отрубить пацану руку. На сей раз шутить не буду, мужик. Жаль будет паренька. В конце концов, он и глаза лишился, и руки вскоре… Челси, ты должна увидеть, кем являются эти люди на самом деле, — обращается вновь ко мне. — Кучка ссыкунов и тряпки! Давненько, наверное, вас никто не проучивал, раз вы забываете не только о поставке провизии, но и том, как нужно обращаться со своим большим папочкой, — идет к концу ряда, что-то шипя себе под нос. — Тот рыжий черт тогда так и кричал, что хочет познакомиться с Люсиль… А тот китаец… Ух! Люсиль-то еще та вампирша.

Прекрасную речь обламывает Дэрил, рвущийся встать с колен, но его раз за разом садят на колени и вдобавок для показухи снимают оружие с предохранителя. Диксон не собирается терпеть.

— Он кореец, сукин ты сын! Гленн — кореец!

Проигнорировав неуважительную и провокационную реплику, папа начинает водить битой из стороны в сторону. Сердце болезненно отбивает чечетку, а мозг и вовсе отказывается работать. Каждый раз когда папа проходит из одного конца ряда в другой, выбирая жертву, он не берет меня во внимание. Не зацикливает на мне внимания и обходит стороной, выискивая «счастливчика» из Александрии.

— Ну что, — произносит охрипшим голосом, — уже обмочили штанишки? — издает противный злодейский хохот, медленно проговаривая: — Вы можете, дышать, моргать, рыдать… Хотя вы все равно абсолютно все будете это делать.

Игриво и вальяжно ходит кругами, закидывая биту то на левое, то на правое плечо.

— Не могу никак решить. Блять, да чего это я! Эни, мэни, майни…

Бита чуть ли не соприкасается с лицами всей группы, но папа держит дистанцию. Он желает всех изрядно помучить, тем не менее длиться это вечность тоже не может. Бита оказывается у лица Дениз, и женщина, позабыв о собственном достоинстве, молит о пощаде.

— Стойте, не надо! Я… Я…

Пробирает мороз по коже от того, с каким спокойствием отец говорит и делает все эти ужасы.

— Нет! Папа, хватит! — осипшим голосом восклицаю я, вырываясь подальше от Дуайта, однако тот лишь ударяет меня под коленом, и я падаю.

Молчаливо поднимает биту, разрезает воздух и ударяет по голове Дениз. Треск, как если разбить арбуз, пугает настолько, что жители Александрии с трудом сдерживают слезы. Дениз продолжает держаться на ногах. Ее зрачки бегают туда-сюда, а из головы сочатся кровавые ручейки.

— Ух ты! Вы посмотрите, — обращается к группе, явно изумляясь кровавому зрелищу, которое сам же и устроил. — А, оказывается, шутка не такая уж и смешная, да, Рик? Она мне напоминает того рыжего чемпиона.

Захлебываясь собственными слезами, Рик просит прекратить эту пытку, но папа получает еще одну дозу дофамина. Замахи учащаются, удары становятся сильнее. Череп превращается в костные осколки, а мозг — в кашу.

Все кругом сотрясаются от страха. Нервозность, адреналин, кровь и пот — все это создает особую атмосферу страха, которая витает в воздухе. С каким же трудом я наблюдаю за тем, как отец продолжает издеваться над трупом невинной женщины, которая оказала мне огромную помощь. Кажется, я уже позабыла о том, что папа делал с Марком.