УОШ НЕ ЗНАЛ, сколько прошло времени, однако вряд ли он спал долго – огонь в печке еще не потух. Хижина прогрелась и казалась даже уютной, пусть в щели и задувал ветер. От Эйвы пахло потом и сосновой смолой. Он полежал еще подле нее. Сейчас он мог думать лишь о том, как она его поцеловала. Уош не понимал, что ему теперь делать. Закрыв глаза, представил ее мягкие губы, прикасающиеся к его собственным, и холодный ветер, трепавший волосы. Та минута растянулась в часы, которые он мог бы проживать вечно.
Но нужно было следить за огнем. Уош попытался поднять руку, которой обнимал Эйву, и обнаружил, что их пальцы переплетены. Она крепко вцепилась в его ладонь.
– Эйва, – тихонько позвал Уош.
– Я не сплю, – хрипло ответила она.
– Хорошо. – Уош облегченно вздохнул. – А то я уже волновался.
– Я ее помню, – произнесла Эйва, выпуская его руку.
– Кого?
– Мою маму. Каждый раз, когда я кому-нибудь помогаю, я вспоминаю какую-нибудь новую деталь. Запах, голос, легкость ее рук… Сама удивляюсь, сколько всего, оказывается, я позабыла. – Она запнулась. – Например, я совсем не помнила ее голос и цвет глаз. Как такое возможно?
Уош был рад, что Эйва лежит к нему спиной, иначе она бы увидела отчаяние в его глазах. Ему хотелось сказать что-нибудь соответствующее моменту, но он так ничего и не придумал. В печи потрескивали дрова.
– Но всего я пока не могу вспомнить, – продолжила Эйва. – Так, какие-то разрозненные обрывки. Пытаюсь заговорить с ней, спросить, почему она это сделала, зачем покончила с собой, но она никогда мне не отвечает. Она как будто играла какую-то роль и не имела права изменить слова. Не могла изменить собственной жизни.
– Мне очень жаль, – пробормотал Уош, ничего лучшего в голову не приходило.
– Да ладно, – ответила Эйва негромко, словно на исповеди. – Я уже свыклась.
В этот момент Уош почувствовал кислую вонь. Приподнявшись, он обнаружил на полу перед Эйвой лужу блевотины, состоящей в основном из крови и желчи.
– Господи боже мой, Эйва! – воскликнул он, вскакивая.
Протянул ей руку, помогая сесть. Она шаталась, как пьяная. Уош помахал рукой у нее перед глазами. Наконец ее взгляд сфокусировался.
– Нужно идти обратно, – сказал он.
– Знаю. Я просто хотела еще немного побыть с тобой. Я хотела…
– Ты не сможешь меня спасти, – произнес Уош так тихо, что Эйва едва сумела его расслышать. – Я, видишь ли, буду поумнее шпица, – пытался бравировать он. – Может, я многого и не знаю, Эйва Кэмпбелл, зато тебя я знаю прекрасно. И догадываюсь, что у тебя на уме. – Уош задержал дыхание, потом медленно продолжил, но теперь в его голосе звучал страх. – Я знаю о лейкемии, хотя вы все считаете, что я не в курсе. Никто не хотел мне говорить, словно надеялись, что болезнь сама рассосется, но я все равно узнал. Слышал, как медсестры болтали между собой, когда еще лежал в больнице. Они думали, что я сплю, но я услышал. Люди вообще не умеют хранить секреты, хотя каждый убежден в обратном. – Он рассеянно обвел глазами хижину. – Наверное, вы пытались мне помочь, делая вид, что ничего не происходит. А я, в свою очередь, помогал вам, притворяясь, что ни о чем не подозреваю. – Он делано рассмеялся. – Глупо, да?
– Уош… – начала Эйва.
– Проехали. – Уош поднял руку, запрещая ей продолжать. – Ничего со мной не случится. Я тут почитал кое-что и пришел к выводу, что у меня есть шанс. Выживших немного, но тем не менее они бывают. Это все равно что повстречать белого кита, понимаешь? Кому-то это удается. – Он попытался рассмеяться, но вышло не очень. – А ты не можешь меня спасти, Эйва, – медленно повторил Уош. – Это тебя убьет, мы оба знаем. Я не позволю тебе даже попытаться.
– Ну, ты – это что-то с чем-то, – пробормотала Эйва, вдруг начав опять дрожать.
Уош опустился на пол рядом с ней и обнял ее.
– Ты вон даже себя спасти не можешь, – сказал он. – Ничего, уж я о тебе позабочусь. Буду петь мерзким голосом, читать вслух отвратительные книжки, так что тебе придется выздороветь, хотя бы для того, чтобы заткнуть мне рот. – Он легонько дернул ее за мочку уха, как делала сама Эйва тогда в больнице. – Я всегда буду о тебе заботиться.
Внимание Мейкона привлек тусклый огонек. Присмотревшись, он различил маленькую хижину, прилепившуюся на горном уступе. В окошке мерцало, словно свеча на ветру. Подойдя ближе, он увидел сквозь щели в гнилых деревянных стенах силуэт ребенка, сидящего, обхватив коленки, перед печкой, в которой горели дрова. Кто это был, Эйва или Уош, шериф разобрать не мог. Не медля ни секунды, он ворвался в хижину.
– Эйва! – закричал Мейкон, распахивая дверь.
Она устало подняла на него глаза, словно очнулась от глубокого сна.
– Привет, пап, – вяло произнесла Эйва.
Тот одним прыжком подскочил к дочери, принялся обнимать ее и ощупывать, проверяя, не ранена ли она.
– С вами все в порядке? – спросил он, поворачиваясь к Уошу.
– Ага, – кивнул тот.
– О чем ты только думала, Эйва? – произнес шериф, стискивая лицо дочери ладонями. – Тебя же убить могли! Ты это понимаешь?
– Мне нужно было уйти, хоть ненадолго.
– И куда же ты собиралась?