Исцели меня

– Иди ко мне, – тихо произнес я, открывая руки для объятий.

Она несмело подошла ко мне и, положив голову мне на грудь, заплакала. Я, поглаживая ее по растрепанным волосам, просто ждал, когда она успокоится.

– Макс, это точно все? – печально спросила она.

– Да… все, Маша.

– Тогда мне нечего здесь делать. Больше не надо меня жалеть и утешать, – жестко произнесла она, резко оттолкнув меня от себя. – Это хорошо, что ты ушел из редакции.

– Колонку, которую тебе сейчас дали… Отнесись к ней серьезно, она заставляет смотреть на мир иначе.

– Прощай, Морозов, – произнесла она тихо, подходя к двери, и на ее лице появилась лукавая улыбка.

Я подозреваю, что за маской стервы она иногда прячет глубокое переживание, например как сейчас.

Как только захлопнулась входная дверь, я почувствовал одиночество в душе и ущемленность.

«Смогу ли я когда-нибудь стать полноценным человеком?» – спросил я сам у себя стоя под прохладным душем, перекрывая горячую воду. Капли становятся все холоднее, а мне начинают нравиться эти физические страдания, за которыми я перестаю думать о душевных. Мои губы дрожат от холода, разум абсолютно трезв, и я разрешаю себе открыть горячую воду, чтобы немного согреться.

Я надел спортивное серое трико, белую майку и пошел на кухню в поисках напитка, которое сможет на время согреть мне душу.

Нажимаю на створки кухонного шкафа, они автоматически открываются, и я с надеждой пытаюсь найти что-нибудь алкогольное. Веста путается под ногами, ласково мурлыча свою любимую мелодию, выпрашивает что-нибудь вкусненькое.

– Какой я правильный стал, ни капли алкоголя в доме, – рявкнул я сам себе.

На полке в ряд стоят белые фарфоровые кружечки с золотым рисунком, которые мои родители подарили Насте на день рождения, в надежде, что я передам ей их подарок. Я раздраженно руками смахиваю их на пол, они, ударяясь об кафель, разбиваются на мелкие кусочки.

– Для кого это все? – заорал я. – Тебя все равно нет…

Кошка в испуге убежала в другую комнату. Я беру клатч и выхожу из дома. На улице уже темно, темные тучи скрыли звезды и лунный свет. Я быстро дошел до первого супермаркета. Продавщица удивленно посмотрела на меня, охранник напрягся, вероятно, рассмотрев во мне криминальную личность. Я уверенно прошел в винный отдел и не выбирая взял с полки бутылку коньяка. Мне было все равно, что пить, лишь бы покрепче.

– В ночное время алкогольная продукция не продается, – вежливо произнесла девушка на кассе.

– Для чего же вы вообще работаете круглосуточно? – ухмыльнулся я и, открыв клатч, накинул еще одну купюру сверху. – А так?

Девушка скромно пожала плечами, поглядывая на охранника, вероятно, ожидая одобрения.

– Мало? – равнодушно произнес я и накинул еще одну зеленую…

– Спасибо за покупку, – очень вежливо и сладко произнесла она, торопливо забрав деньги, спрятала их под кассу, – приходите еще.

– Обязательно… как только потребуется добавка, – съязвил я.

Не сходя с порога, я открыл бутылку и с жадностью припал к узкому горлышку. Алкоголь, обжигая горло, выбивает слезы на глазах. Состояние невесомости вернулось ко мне, и я медленно побрел к дому, продолжая припадать к бутылке. От меня шарахались редкие прохожие, а я с каждым глотком становлюсь все свободнее и счастливее.

Подул холодный ветер, и крупные капли дождя упали мне на плечи. Я встал, подняв лицо кверху и раскинув руки в разные стороны, и радовался каждой упавшей капле, вспоминая, как первый раз поцеловал Настю именно в такой дождь. От алкоголя меня пошатывало, дождь усиливался, раздался раскат грома, придавая мне трезвости и силы, и я бреду домой. Не чувствуя себя, я, мокрый, грязный, вполз в коридор квартиры и ногой захлопнул дверь. Собрав в себе оставшуюся трезвость, я сел к стене. Веста, как обычно, ласково встречала меня, думая, что я с лакомством для нее вернулся с работы.

Посмотрев на расплывчатый силуэт кошки, я сделал еще глоток коньяка, который уже имел отчетливый привкус спирта.

– Ты вот скажи-и м… мне, что я-я-я сделал не та-а-ак? – произнес я еле внятно, – я ни для кого-о-о так не расши… расшибался, как для нее-е-е. Даже когда ее не-е-ет рядом, даже после того-о-о, как она кинула меня-я-я, – распинаюсь я в жалобе перед кошкой, – я продолжаю делать все-е-е для нее.

Я замолчал, уставившись в одну точку, пытаясь собрать остатки трезвых мыслей.

– Ты сломала меня, просто взяла и меня, несгибаемого Морозова, просто взяла и сломала напополам! – отчетливо заорал я. – Я стал идеальный даже сам для себя, в надежде, что в твоем долбанном небе что-то изменится и ты вернешься ко мне… Но нет, нет… ничего не меняется! – я продолжал громко орать, думая, что до нее донесется моя истерическая жалоба. – Зачем? Зачем ты снилась мне? Зачем ты влюбила меня в себя? Зачем? Зачем? Будь все проклято, я не хочу так жить…

Мои глаза стали влажными, и я почувствовал горькие слезы. То ли от алкоголя, то ли от накопившейся боли я заплакал как дитя, чувствуя себя при этом ничтожеством.