В 1921 г. отмечалось, что партийные ячейки на практике ничего не способны сделать ни в государственных органах, ни в профсоюзах и вообще – «ведут только полити[к]о-просветительную работу»[1478], «сплошь и рядом ничего не делают, в лучшем случае занимаясь митингами и концерт-митингами»[1479], и, наконец, «пользуются авторитетом лишь в пределах» самих коммунистических ячеек[1480]. В московском партийном руководстве, для верхов которого (и прежде всего Л. Б. Каменева – если по В. В. Осинскому, «лорда-мэра») вопрос о ячейках был вопросом влияния на государственный аппарат и профсоюзы, создали два противоположных по смыслу документа. Первый – резолюцию МК РКП(б) о ячейках – отредактировал Л. Б. Каменев. В резолюции роль ячеек сводилась к пропагандистской работе и воспитанию членов РКП(б) в советских учреждениях и на фабриках, т. е. к такой работе, с которой они худо-бедно справлялись. Второй – инструкцию коммунистическим ячейкам – отредактировали, вывернув наизнанку резолюцию Московского комитета (судя по выступлению на Х съезде В. Н. Максимовского, с одобрения оппозиционной группы демократического централизма, выступавшей помимо прочего за официальное введение «комитетской выборности»[1481] ячеек), видные деятели Рабочей оппозиции Е. Н. Игнатов и Г. Н. Корзинов[1482]. В соответствии с инструкцией ячейки наделялись всеми правами «в области экономической, политической и интеллектуальной»[1483], т. е. предполагалось, что деятельность ячеек будет серьезнейшим образом перестроена для максимального овладения большевистской партией государственным и профсоюзным аппаратом.
Л. Б. Каменев, который как старый, опытный двойной агент, не всегда мог припомнить, на спецслужбу какой страны он в действительности работает, проворонил[1484] заявление оппозиционера Е. Н. Игнатова, без достаточных на то оснований сделанное от лица МК РКП(б): «Необходимо, чтобы партия направляла всю работу наших государственных аппаратов и чтобы наши советские товарищи, ведающие определенной работой, были бы более или менее под контролем и чувствовали бы руководство партии»[1485]. Соответственно следовало перенести «центр тяжести»[1486] на партийные ячейки. От лица Московского комитета Х съезду РКП(б) предлагалось «…поручить ЦК выработать инструкцию для усиления работы ячеек: чтобы, действительно, все члены ячеек учитывались, несли бы в известной области определенную партийную работу и в то же самое время были обязаны отчетностью и ответственностью»[1487].
Однако, если Л. Б. Каменев сплоховал, то на высоте положения оказались кандидат в члены ЦК РКП(б) И. Т. Смилга и старый большевик Д. Б. Рязанов, высказавшиеся за резолюцию об ограничении влияния ячеек «коммунистическим воспитанием» (прежде всего своих собственных членов) и пропагандой коммунизма[1488]. Аргумент сам по себе показателен: «Очень часто наши коммунистические ячейки бывали бессильны проводить то, что […] считали нужным; и именно потому мы имеем дело с таким падением влияния Коммунистической партии на беспартийные массы»[1489]. Усиление коммунистических ячеек и, соответственно, усиление контроля большевистской партии над государственным аппаратом, тем не менее, не заставили себя ждать особенно долго.
В 1922 г. заместитель председателя Государственного политического управления (ГПУ) И. С. Уншлихт в рамках чистки советских учреждений от меньшевиков едва не изобрел простейший способ по организации партийного контроля над советско-хозяйственным аппаратом – правда, не над его руководящими органами. 20 марта Политбюро ЦК РКП(б) утвердило представленный Уншлихтом «Проект постановления о “Бюро содействия”»[1490] следующего содержания: