Вопрос об организации внешней торговли был важным и своевременным, однако при его обсуждении раскрылся во всей красе основной принцип дискуссий 1920-х гг., озвученный Л. Д. Троцким: «У некоторых товарищей есть повадка вместо того, чтобы говорить о тезисах, говорить об отдельных лицах»[896].
На вопросе о Наркомате внешней торговли, правда, баталии на Октябрьском 1925 г. пленуме ЦК РКП(б) не закончились: основываясь на данных Центрального статистического управления СССР, Л. Б. Каменев и поддержавший его Г. Е. Зиновьев выступили с резкой критикой недооценки руководящим ядром партии кулацкой опасности и тем самым предоставили возможность большинству ЦК РКП(б) обвинить себя при поддержке ЦКК РКП(б) в «панике», а именно – в «раздувании» самого «факта усиления кулака […] до невероятных размеров»[897]. Генсек при помощи Центральной контрольной комиссии во главе с преданным В. В. Куйбышевым сумел быстро собрать первые доказательства ошибочности цифр ЦСУ СССР. Позднее, 22 декабря 1925 г., Я. Э. Рудзутак напомнил деятелям Новой оппозиции, и прежде всего Л. Б. Каменеву и Г. Я. Сокольникову, «… какая борьба происходила между Центральным комитетом и между возглавляющим Совет труда и обороны [Каменевым] по вопросу о едином руководстве в области хозяйственных вопросов. Когда оказалось, что мы просчитались по хлебозаготовкам […] потому, что просто ни наше ЦСУ, ни СТО считать не умели и просчитались, и когда [ЦК] после этой промашки заявил, что он считает необходимым, чтобы Политбюро теснее ввязалось в эту работу, дало директивы и предварительно по существу рассматривало основные хозяйственные вопросы, основные программные вопросы нашего народного хозяйства, – это было попыткой со стороны [ЦК] установить более тесное единое руководство всеми вопросами, предполагая, совершенно правильно, что Центральный комитет не может руководить только частью политики (тогда мы не были бы большевиками-коммунистами), а что он должен заниматься и основными вопросами хозяйственной жизни, – тогда т. Каменев что заявил нам? – Он заявил нам, что считает, что этим ему выражается недоверие. На предложение ввести в состав Совета труда и обороны т. Сталина и т. Куйбышева он нам заявил, что это над ним сажают политических комиссаров и что он при таких условиях работать не может. Разве, если бы часть членов Политбюро ЦК на самом деле вошла в СТО, в тот орган, который разрешает основные вопросы нашей хозяйственной жизни, вопрос должен был быть поставлен так, как поставил его Каменев? Разве участие их означает политическое комиссарство над т. Каменевым?»[898] Тут следует сделать оговорку: означает, и это было прекрасно известно всем большевистским вождям. Еще на заре «коллективного руководства», при живом В. И. Ленине, 31 июля 1923 г. со ссылкой на предложение вождя о снятии И. В. Сталина с поста Генерального секретаря ЦК РКП(б) Г. Е. Зиновьев выразил свое недовольство единоличным решением вопросов от имени Политбюро генсеком, однако, получив заявление И. В. Сталина о готовности покинуть пост, пошел на попятный[899]. И. В. Сталин тогда категорически протестовал против постановки над ним как Генеральным секретарем «специального политкома»[900], в котором Г. Е. Зиновьев и Н. И. Бухарин справедливо усмотрели намек на Политбюро, Оргбюро и пленум ЦК РКП(б)[901]. На пленуме ЦК РКП(б) 25 сентября 1923 г. было продавлено решение, которое виделось Г. Е. Зиновьеву со товарищи оптимальным для накидывания «узды» на И. В. Сталина: «Пополнить состав Оргбюро двумя членами Политбюро – тт. Зиновьевым и Троцким, а число кандидатов Оргбюро – тт. Коротковым и Бухариным»[902]. Однако результат был тогда вполне предсказуем: по признанию Зиновьева, он «посетил заседание Оргбюро, кажется, один или два раза», Бухарин и Троцкий «как будто не были ни разу. Из этого ничего не вышло»[903]. В 1925 г. аналогичные условия были выставлены Л. Б. Каменеву, но навязанные ему в итоге «политкомами», как мы увидим, И. В. Сталин и В. В. Куйбышев были готовы осуществлять практический контроль над Советом труда и обороны и лично его председателем.