История - нескончаемый спор

Из их текста с полной отчетливостью выясняются причины ссор, судебных тяжб и кровавых распрей. Герой саги, которому причинены физический или имущественный ущерб и личное оскорбление, чувствует себя глубоко уязвленным в своем человеческом достоинстве и не может не мстить. Ибо только посредством осуществления мести или в результате судебной тяжбы свободный человек в состоянии вернуть себе доброе имя и восстановить психологическое равновесие. Из содержания саг явствует, что в глубинной основе вспышек вражды лежали не споры из-за богатства и имущества как такового. Заботы о добром имени, о репутации и общественном достоинстве — вот что более всего затрагивало индивида и социальную группу, к которой он принадлежал. Другими словами, в leges barbarorum и иных латинских источниках того периода скрыты подлинные пружины человеческого поведения, — в сагах же они раскрываются с предельной ясностью. Тем самым историк получает ключ к пониманию внутреннего мира и системы ценностей безымянного quis, рядового франка — крестьянина и воина.

История раннего Средневековья теряет свою схематичность. Тексты, которыми располагает историк, оказываются не просто пособиями для изучения истории права и социальной структуры, — становится возможным, хотя бы гипотетически, приблизиться к постижению человеческого содержания исторической жизни. Люди, упоминаемые в изучаемых нами памятниках, обретают живую объемность, их поступки делаются мотивированными и понятными.

Если принять во внимание те аспекты жизнедеятельности и самосознания свободного человека, которые утаиваются в латинских судебниках начала Средневековья, но раскрываются в древнесеверных сагах, то франкский quis утрачивает свою одномерность и обретает черты живого человека, с его собственной картиной мира и системой ценностей. От размеров вергельдов и возмещений историк оказывается способным перейти к пониманию социально-этической оценки индивида, к его самосознанию, к мотивам его поведения.

4. В «Истории франков» Григория Турского, в отличие от судебников, трактующих отношения в среде рядовых свободных, развертываются сцены из жизни франкской знати VI в. Короли и другие могущественные люди ведут между собой непрекращающуюся борьбу, творя неслыханные злодеяния. Создается впечатление, что единственный мотив, управляющий их поступками, это безудержная жажда богатства и могущества. Как кажется, их не сдерживают никакие традиции, нравственные или религиозные нормы. Однако для правильной оценки сообщаемых Григорием Турским сведений необходимо иметь в виду, что автор «Истории» — епископ галло-романского происхождения, т. е. человек, по воспитанию и воззрениям принадлежавший к другой культуре, нежели описываемые им франки. Иными словами, на страницах его сочинения как бы сталкиваются между собой две разные картины мира и культурные традиции — романохристианская и языческая германская. Турский епископ едва ли способен и склонен проникнуть в систему мировоззрения описываемых им персонажей и прилагает к их поступкам критерии иной, чуждой им культуры.

Но если принять во внимание мировидение германцев той эпохи, как оно рисуется из их эпоса, и прежде всего героических сказаний, то многое представится в ином свете. Персонажи героической поэзии видят в золоте и других богатствах не некие инертные предметы, обладания которыми они домогаются, дабы разбогатеть, — в этих ценностях для них материализуются иные категории: власть, личное могущество, а главное — магически понимаемые «удача» и «везенье». Драгоценные металлы, оружие, роскошные одежды суть в их глазах знаки личного достоинства, зримо демонстрирующие эту «удачу», и они не расходуются, а концентрируются с тем, чтобы ее сохранить. Между индивидом и вещами, которыми он обладает, сохраняется внутренняя интимная связь, так что качества человека распространяются и на принадлежащие ему сокровища, а сами эти предметы являются как бы непосредственным продолжением или неотъемлемой частицей его существа[452]. Поэтому золото и драгоценные предметы нередко закапывают в землю в потаенных местах, топят в болотах и на дне моря: существенно сохранить эти сокровища, воплощающие сущность их обладателя, от посягательств других лиц. «Золото Рейна», фигурирующее в ряде эпических произведений германцев, — символ власти, и борьба за обладание им вдохновляется не простой алчностью, а несравненно более сложным комплексом эмоций.

То, что оставалось непонятным и чуждым Григорию Турскому, должно быть уяснено современным историком, если он хочет вскрыть логику поведения персонажей «Истории франков», функции богатства можно правильно понять лишь в контексте культуры, от которой оно получает свои смысл и значение.