История - нескончаемый спор

Я позволил себе перейти от франкского материала к древнескандинавскому для того, чтобы более рельефно продемонстрировать те сложности, которые возникают перед исследователем поземельных отношений периода перехода от социального строя германцев к социальному строю Средневековья. Показания древнескандинавских памятников имеют в этой связи принципиальное значение, так как, при всей их специфичности, они несравненно более богаты и многообразны. Глубоко многозначительно то, что связь человека с возделываемой им землей выступает в них не в одном только производственном и технологическом ракурсе, но, как мы могли сейчас убедиться, одновременно и в плане мифопоэтических и символических представлений, как факт социально-психологический. Вне этого символического плана отношения собственности и производства выступают перед исследователями в урезанном и обедненном виде.

3. Представители отечественной школы аграрной истории именуют субъекта собственнических прав «общинником». Подобным определением, как мы могли убедиться, отнюдь не «невинным» и далеким от идеологической нейтральности, видимо, выделяется, с точки зрения этих историков, главное и наиболее существенное в социальной природе лиц, упоминаемых в записях обычного права, дарственных грамотах и законодательных актах Франкского государства. Но адекватна ли подобная квалификация?

Отважимся на некоторый мысленный эксперимент. Обратимся к «Салическому закону». Как известно, этот памятник права V–VI вв. представляет собой одну из «варварских правд», которые были записаны после завоевания германцами Римской империи. Основное содержание судебника состоит из длинного перечня пеней и возмещений, каковые нужно было платить за убийства, ранения или посягательства на чужое имущество. Титулы о членовредительстве столь многочисленны, что вырастают в своего рода «анатомический трактат». Вместе с тем в судебнике упоминаются разного рода символические процедуры, которые сопровождали сделки, передачу имущества, разрыв родственных связей и т. п. «Салический закон» регулировал взаимоотношения между свободными франками, равно как и их отношения с галло-романским населением завоеванной германцами области. «Салический закон», подобно всем другим leges barbarorum, предельно казуистичен; он не формулирует общих юридических норм, но фиксирует отдельные конкретные казусы судебной тяжбы, влекущие за собой уплату штрафов и вергельдов. Историки изучали leges barbarorum с целью выяснения особенностей раннесредневекового права и отражения в нем социального строя франкского королевства.

«Салический закон» записан на примитивной латыни, и большая часть статей судебника стандартно начинается словами «Si quis…» («Если кто-либо…»). Кто этот quis? Мы знаем, что, как правило, это — рядовой свободный франк. Но мы остаемся в неведении относительно причин совершения им убийства или ранения другого человека. Побудительные мотивы поведения франка скрыты от нас, и даже изучение «Салического закона» параллельно с «Историей франков» Григория Турского (VI в.) едва ли поможет нам их понять. Между тем вопрос об убийствах и членовредительствах явно занимал основное внимание законодателя.

Упомянутый выше умственный эксперимент, на который, как мне представляется, мог бы отважиться историк, заключается в следующем. От более позднего времени (XIII в.) сохранились саги об исландцах, также повествующие о крестьянском обществе. В центре саги — рассказ о вражде между индивидами и семьями, вражде, вызванной посягательствами на жизнь или имущество и приводящей к кровной мести. Типологически скандинавское общество периода, который изображен в сагах, сходно с обществом германцев после Великих переселений. Северные судебники, записанные одновременно с сагами, в свою очередь в целом однотипны с leges barbarorum.

Однако средневековые скандинавские памятники, в отличие от памятников континентальной Европы, составлены не на латыни, а на родном для скандинавов языке, вследствие чего историк получает редкостную возможность глубже проникнуть в сознание людей той эпохи. В то время как «Салический закон» скупо сообщает лишь о вергельдах и возмещениях за преступление, не вдаваясь в существо конфликтов, саги рисуют крестьянское общество изнутри.