Продвижение машины заблокировала толпа. Непрерывно раздавались яростные крики. Солнце было уже на юге. Баоцэ почувствовал, как отливающий серебром звук, проникший в него через макушку, стремительно сжался в твёрдый комок и застрял под ложечкой. Глаза его, казалось, вот-вот лопнут от напряжения в попытке разглядеть силуэт, исчезнувший в густой туманной дымке. Не в силах выдавить из себя крик, он лишь глотал проклятия. «Учитель мой, на этом мы расстанемся!» Юноша закрыл глаза, готовый перейти из тёмной ночи в другую тёмную ночь — в мир, не освещаемый ни единым лучиком света. Машина, покачиваясь, ехала дальше, время от времени останавливаясь. Вокруг стало пугающе тихо. Он открыл глаза и увидел городские кварталы. Ему хотелось прокричать: куда вы меня везёте? Но кричать он не мог, мог только думать. Рука охранника за его спиной крепко сжимала верёвочный узел, опасаясь, как бы заключённый не попытался на собственный страх и риск спрыгнуть с машины. Но это было абсолютно невозможно. Однако последнее видение в его полубреду было о том, как он и впрямь выпрыгнул из кузова, и сзади сразу же загремели выстрелы, а он стрелой метнулся в лес, скатился по речному порогу и свалился в стремнину; водоворот увлёк его на дно, но он сумел сбежать.
Дорогу развезло от грязи, и машину нещадно трясло. Солнце перебралось прямо на юг. Послышался гул человеческих голосов; казалось, лоб облепил целый рой гудящих пчёл. В душе у Баоцэ что-то щёлкнуло: приехали. Грубый окрик, толкотня. Арестантов подталкивали штыками, кто-то из охранников спрыгивал с кузова, увлекая за собой заключённого за узел верёвки. Слышались шлепки, хлопки, и вот уже все узники лежали на земле. Одна пожилая женщина неудачно упала, лицо у неё было всё в крови, но она не успела даже застонать, как конвойный резко потянул её. Десять с лишним человек связали между собой и повели. Люди толпами теснились в ложе широкой реки, сейчас пересохшей и источающей зловоние, вместе с которым волнами накатывали выкрикиваемые лозунги. Взвод вооружённых людей, кипя возмущением и отвращением, выставил перед собой ружья и безжалостно расталкивал толпу, а та по-прежнему продвигалась вперёд. Баоцэ понял, что любопытство у толпы вызывают они, арестанты, поэтому она упорно продолжала шагать — людям хотелось хоть одним глазком взглянуть, сохранить в памяти эти ужас и отчаяние. Если бы не вооружённые солдаты, охранявшие эту дюжину заключённых, толпа затоптала бы их в грязь. Яростно ревели репродукторы, но на самом деле это были ревущие людские потоки, надвигавшиеся набирающими силу волнами. Баоцэ поднял голову и посмотрел вперёд. Неподалёку он заметил земляной помост, окружённый камышовыми циновками, на котором в рядок сидели люди, а по обеим сторонам стояли вооружённые солдаты. Он увидел пулемёт с диском, который один из людей полулёжа прижимал к груди и направлял в толпу. Много времени спустя до Баоцэ дошло, что при малейшей опасности из этого пулемёта с диском в толпу полетели бы свирепые пули.
Началось собрание. Слов было не разобрать, потому что голоса из репродукторов смешивались с рёвом толпы. Баоцэ услышал скрип песка в речном русле, как будто что-то жарится в масле. В воздух взлетела стая птиц. Баоцэ плотно зажмурился, но всё равно видел мерцающее световое пятно, в которое превратилось сияющее солнце, неумолимо движущееся на юг. Этот далёкий круг света, расширяясь, накрыл собой весь мир, а в ушах гулко звенел допрос: «Как тебя зовут? Откуда ты? Куда направлялся?» Он чуть было не брякнул: «Меня зовут Чуньюй Баоцэ». Но в последний момент он бодро открыл глаза и громко выпалил:
— Я из Саньдаоган, меня зовут Лю Сяосян!
Ответив, он снова ощутил за спиной ту же руку: она остервенело тянула его, а затем последовал пинок. Ага, снова со всех сторон заволновалась толпа, как волнуется и колышется тростник на осеннем ветру. Баоцэ потянули за верёвку и куда-то потащили вместе с несколькими другими людьми, и так они и плелись в окружении вооружённых людей. Он снова оказался в кузове грузовика.
Баоцэ вновь бросили в ту же тёмную сырую камеру, и надзиратель снова прицепил его к кольцам на кровати. От звона цепей на руках и на ногах он никак не мог уснуть, и лишь когда был вконец измотан, наконец прикрыл ненадолго глаза и в забытьи, казалось, погрузился на дно водоёма. Это был не сон, а удушье. Едва наступила полночь, как в камере снова отворилась дверь, и у кровати встали двое. Один — мужчина средних лет в накинутом на плечи пальто, — нахмурившись, взял из рук своего спутника тетрадь и перелистал её, а затем тихо сказал:
— Эй, мальчишка, — он повысил голос, — вставай.
Баоцэ, одной рукой поддерживая железное кольцо, встал у кровати, весь дрожа; железные цепи вытянулись во всю длину. Человек в жёлтом пальто глубоким голосом и сильно гнусавя стал допрашивать его, задавая всё те же вопросы, которые ему задавали уже много раз. Этот человек проявлял необычайный интерес к его детству и подробно расспрашивал о том моменте, когда он был на волосок от гибели: каким образом коршун сбросил его в воздухе.