Истории замка Айюэбао

— Ого, вот это да, тебе бы служить десантником! — улыбнулся второй.

— Освободите ему ноги, достаточно кандалов на руках.

— Слушаюсь, начальник!

С того дня его больше не приковывали к кровати, за что он испытывал бесконечную благодарность к освободителю. Он буквально купался в лучах надежды, оросивших омертвевший грунт, и тот звонко втягивал в себя благодатную влагу. Баоцэ повторял про себя: я обязательно буду жить и сделаю всё, чтобы отсюда выйти, ведь я поклялся Ли Иню, что выполню его просьбу. Я проделал долгий путь и был уже на полпути к цели, но осталось ещё полпути. Я буду цепляться за жизнь, не дам ей оборваться, она будет крепка, как корни вяза. «Учитель, я вылечу из клетки! Я дикая птица, которую не заморишь голодом и не забьёшь до смерти…» Ночью он прикладывал руку к груди и ощущал пустоту: он потерял самое ценное — те вещи, которые всегда были с ним, когда он боролся за жизнь, — несколько экземпляров школьного журнала и две записные книжки. Душа его болела. Эти вещи хранили всё его прошлое, а теперь они пропали. Сжав руки в кулаки, он представлял себе, как вернётся в те опасные места, в тот переулок. В этот момент его больше всего волновало, как бы бумага не испортилась от дождей, снегов, ветра и инея. Небесный владыка, помоги мне.

Уснул он уже на рассвете. Но, едва задремав, был разбужен криком. На него смотрел в упор человек с пистолетом на поясе и резиновой дубинкой.

— Казённого питания больше не будет, теперь будешь есть из общего котла.

Ничего не понимая, Баоцэ застыл.

— Тебя что, огреть надо, чтоб ты зашевелился? — Человек положил одну руку на дубинку на поясе.

Баоцэ поспешно встал с кровати. Во дворе уже ждали несколько арестантов — все только в наручниках, ноги свободны. Рядом стоял крытый брезентом грузовик, там же ждали конвойные.

— Быстро в грузовик, пошевеливайтесь!

Арестанты засуетились, но наручники мешали, и кто-то после нескольких неудачных попыток так и не смог влезть в кузов. Конвойный подтолкнул его прикладом сзади. Грузовик очень скоро выехал из города. Когда все уселись в кузове, конвойный опустил брезент, и внутри стало темным-темно. Когда глаза Баоцэ немного привыкли к темноте, он подсчитал заключённых: всего шестеро да ещё три конвойных. В животе урчало, его мучили жажда и голод. В полдень грузовик встал на обочине, один из конвойных выдвинул деревянный ящик, на котором сидел, открыл его, и оттуда сразу же донёсся аппетитный запах еды. В ящике лежали коричнево-чёрные хлебцы из дешёвой муки и немного солений. Арестанты набросились на еду, как голодные волки. Конвойные спрыгнули с грузовика, постелили кусок брезента поблизости и тоже приступили к еде. Откусив хлебец, Баоцэ выглянул из кузова наружу, оценивая возможность побега. Здесь была возвышенность; грузовик остановился на склоне, в тридцати метрах от него виднелось кукурузное поле, зелень тянулась до самого холма. Если бы удалось скрыться в этой зелени, можно было бы на одном дыхании добраться до холма. Никто бы не стал искать его там, а он стал бы диким обитателем гор, он бы прыгал, резвился, перелетал с ветки на ветку, как колонок… Он прикрыл глаза. Во рту ощущался вязкий и горький привкус хлебца. Он расправился с едой в один присест. Он понимал, что от кандалов на руках самостоятельно не избавиться, а значит, и убежать не получится, поскольку бежать быстро он не сможет, равно как и лазать по деревьям в горах.

Грузовик поехал дальше. Взобравшись на возвышенность, они въехали в горный район. Здесь теснились высокогорья, деревьев почти не было, многолетняя засуха выжгла всю зелень. Глядя на безжизненные, голые горные хребты, Баоцэ занервничал. Машина долго кружила среди гор и добралась до места назначения ближе к ночи. Это была уже настоящая тюрьма, с высокими стенами и проволочными заборами, с вооружёнными солдатами. Баоцэ понял, что прежнее место, где его держали, вероятно, предназначалось для временного заключения и проведения допросов, а оттуда арестантов распределяли в зависимости от степени тяжести преступления. Однако он не знал, насколько тяжко его преступление и каков срок его заключения. Неведение страшнее всего. Когда накатывало отчаяние, он стискивал зубы, выпрямлялся и тихонько говорил себе: держись, потерпи ещё. В камере с двухэтажными нарами содержалось восемь человек. Хорошо хоть наручники сняли. Руки у Баоцэ были скованы всё время, с того самого дня, как его арестовали, и теперь он испытывал облегчение и радость. Он с удовольствием вытянул руки и пошевелил запястьями, разминая затёкшие суставы. По вечерам, как обычно, зажигали ненавистный электрический свет, который проникал и через окошки. Баоцэ зарывался лицом в подушку и только так создавал себе темноту; в это время к нему приходили сладкие воспоминания. Он мысленно взывал к своим родным и учителям. Имя, которое всплыло в его памяти непосредственно перед тем, как он уснул, удивило его: за всё время своего заключения он впервые вспомнил о ней — о Сяо Гоули.