Истории замка Айюэбао

Оу Толань всё так же неотрывно, сосредоточенным взглядом, смотрела сквозь лунный свет председателю в глаза:

— Я запомню. Но хочу, чтобы и вы помнили: на фоне деревни с такой древней историей, как у Цзитаньцзяо, существование моё, ваше, любого человека — лишь ничтожный, крохотный миг. Мы мелкие, презренные создания, а море и песчаный берег — великие, они по сравнению с нами — вечность…

— И любовь — тоже вечность! — неожиданно даже для самого себя выпалил Чуньюй Баоцэ.

— Любовь бывает разная, — заметила Оу Толань.

В оставшееся время они ни о чём больше не говорили. Они пошли в подветренном направлении, на запад. Далеко впереди, в западной стороне, виднелась густая сеть огней, и они долго смотрели на них издалека. Чуньюй Баоцэ сказал:

— Вон там самый крупный остров. На нём есть птичий питомник, вы, возможно, видели его.

— Да, очень ценное место.

— А его начальника, директора то есть, тоже видели?

Оу Толань покачала головой. Чуньюй Баоцэ неуклюже сказал:

— Это и есть бывший младший лейтенант, который похитил жену У Шаюаня.

— Похитил?

— Наверное, я не очень удачно выразился. Как бы там ни было, это разбило У Шаюаню сердце, и он постоянно смотрит на этот остров издалека, и будет смотреть всю жизнь…

Глава 17

Возвращение домой

1

Замок Айюэбао был окутан тишиной. Вдруг из этой тишины донёсся чих и разлетелся по округе, смешавшись с запахом сена и ароматом цветов. Несколько человек в праздности возвращались каждый на своё место: листали табели для учёта явки, просматривали стенограммы, проверяли в нескольких местах воздушный регулирующий клапан, ожидали лифт, чтобы подняться в Восточный зал. По углам стрекотали пережидающие зиму осенние насекомые, которых Застёжка безуспешно пыталась найти. Уборщица притащила отраву для насекомых, и Застёжка уставилась на неё. Решив, что звук идёт из стойла Цветочной Госпожи, она направилась туда. Тёлка лениво жевала свою жвачку, от неё исходил лёгкий запах скотины. Приблизив к ней нос, Застёжка почувствовала щемящий аромат парного молока. Выйдя из стойла, она увидела Куколку: та с огромной охапкой книг заходила в лифт. Подумать только, ей даже лень самой спуститься. Эта каменная крепость представляла собой ядро корпорации «Лицзинь», а внутри неё имелось ещё одно ядро, этакое гигантское дитя, осторожно укутанное в несколько слоёв мягкого и нежного бархата. В данный момент это дитя сладко спит или наполовину проснулось и лениво потягивается, приветствуя рассвет. Здесь ход времени совершенно иной, чем во внешнем мире, здесь живут не по летнему времени, а по какому-то другому. Новым работникам на адаптацию к жизни в замке требуется полгода, а то и больше, а Куколке, превосходящей остальных своими способностями, понадобилось всего два месяца, чтобы приспособиться и почувствовать себя в своей тарелке. Привыкшим к дисциплине работникам очень тяжело справляться в условиях здешней системы времени, но те, кто любит понежиться в постели, мучается бессонницей, страдает лунатизмом или просто любит среди ночи поиграть в прятки, будут чувствовать себя тут как рыба в воде. Надо запомнить лишь одно правило: меньше болтать. Любители потрепать языком и поскандалить немедленно изгонялись из замка.

Одна новенькая уборщица за глаза назвала председателя старым деревенщиной, до смерти напугав этим Застёжку. На местном наречии это выражение обычно означало «старый педераст». Она решила, что эта девушка не может больше оставаться в замке, но для верности всё же доложила о происшествии хозяину. Вопреки её ожиданиям, тот захотел лично встретиться с этой девчушкой с раскосыми глазами, да ещё и восхитился: «Впервые встречаю молодёжь, которая так лихо придумывает прозвища». Тем не менее ни Застёжка, ни другие обитатели замка не осмеливались применять придуманное девушкой прозвище. Несколько дней назад Застёжка своими глазами увидела, как председатель совета директоров вернулся усталый, его глаза, испещрённые красными прожилками, наполняла тревога. После этого в замке воцарилась тишина, не нарушаемая ни единым звуком, словно всё погрузилось в зимнюю спячку. Она испуганно спросила про себя: «Что это стряслось со старым деревенщиной»?