Он тяжко подвинулся вперёд всем телом вместе с креслом, какое-то время копался в выдвижном ящике старенькой стенки, заваленной книгами и разным хламом, достал оттуда отвёртку и принялся неловко откручивать заднюю стенку пузатого полированного телевизора, покрытого сверху кружевной салфеточкой. Закреплённая всего на паре винтов, пластмассовая крышка быстро поддалась и отпала. Борис Сергеевич забрался рукой внутрь старомодного агрегата и вынул наружу поблёскивающую стеклом и металлом продолговатую лампу.
— Вы использовали её для телевизора? Как убого… — удивился Пётр Петрович, всё это время смотревший на профессора с нескрываемым презрением.
— Мы же делали лампу под стандартный разъём, — пожал круглыми плечами Борис Сергеевич и протянул миниатюрное устройство своему бывшему коллеге.
Пётр Петрович хотел сказать ещё что-то неприятное, но в комнате появился взволнованный Толик. При одном лишь взгляде на его лицо было понятно, что начало происходить нечто непредвиденное. Учёный подошёл к окну и осторожно выглянул из-за плотной шторы, будто такая осторожность могла на что-то повлиять.
Во двор из дома Бориса Сергеевича, из подъездов соседних домов, из соседних дворов, покачиваясь, ползли вереницы тёмных фигур. Они неторопливо, но довольно быстро собирались в небольшие группы, примыкали друг к другу всё плотнее, заполняя практически всё свободное пространство. Складывалось ощущение, что жильцы вдруг решили собраться на стихийный митинг и вот-вот начнут взволнованно обсуждать какой-нибудь насущный вопрос ЖКХ, вроде внепланового отключения горячей воды. Но в данном случае всё происходило в полной тишине, отчего делалось особенно жутко.
— Боюсь, Анатолий Ефремович, чаепитие отменяется, — проговорил Пётр Петрович и, подняв с пола свой чемодан, раскрыл его на старом телевизоре, как на импровизированной тумбочке. Всё пространство внутри занимал какой-то хитроумный прибор, больше всего напоминающий вывернутый наизнанку радиоприёмник с большим количеством подстроечных катушек, кнопок, тумблеров и всевозможных крутилочек. Солидная часть была отведена под пару-тройку десятков аккумуляторов от мобильных телефонов, скрученных вместе изолентой и, очевидно, питавших всё устройство.
Учёный не без удовольствия вытащил из хитросплетения проводов круглый серый разъём, с расположенными по кругу дырочками, воткнул в него электронную лампу, так же любовно спрятал внутрь, щёлкнул тумблером и принялся со знанием дела поворачивать многочисленные ручки.
— Занимательно, — оценил Борис Сергеевич, с интересом разглядывая устройство через плечо Петра Петровича.
— Неужели очередная вундервафля от нашего доктора апокалипсических наук? — воодушевился Толик. — Не иначе сейчас все зомбари лягут в радиусе ста километров.
— Вы излишне оптимистичны на счёт моих способностей, Анатолий Ефремович, — ответил учёный. — Но благодаря патологической запасливости многоуважаемого Бориса Сергеевича, мы теперь можем воздействовать на наших неживых друзей более тонко, через управляющее поле. Полагаю, это будет куда более научно, чем просто долбить их разрядами и электромагнитными импульсами.
— Вы ведь собрали что-то вроде радиоприёмника? — уточнил старик.
— Приёмника-передатчика, — кивнул Пётр Петрович. — Что-то вроде супергетеродинного приёмника-передатчика, если быть точным. Высокая чувствительность и избирательность позволяет ему работать на тех же режимах, что используют и эти… существа.
— Занимательно, — задумчиво повторил Борис Сергеевич.
Тем временем Пётр Петрович закончил настройку, закрыл чемодан, выпрямившись в полный рост, деловито произнёс:
— Ну, вот и всё. Спасибо. Теперь мы можем идти, — и вместе с чемоданом проследовал в прихожую. Окинув растерянного Бориса Сергеевича насмешливым взглядом, Толик последовал за учёным.
— Постойте… Как же? Вы просто уходите? — забормотал седобородый старик, явно не ожидавший такого стремительного развития событий.
— Да, — спокойно ответил Пётр Петрович, тщательно наматывая на шею шарф и надевая пальто. — Мы уходим, а вы остаётесь. Сердечно благодарим за содействие. Отечественная наука не забудет ваш труд…
Холодный пот вдруг прошиб Бориса Сергеевича. И вовсе не потому, что сейчас он снова останется один в своей небольшой квартирке, заваленной старыми вещами и книгами. А от внезапного осознания собственной бесполезности. Всё, что ещё могло твориться, происходило где-то снаружи, вне его жизни, а его возможные притязания, достижения, мечты о признании на глазах рассыпались, просачивались, словно песок между пальцами.
— А как же… Я? Мои наблюдения? Записи? — засуетился старый учёный. — Вам же может понадобиться совет ваших более опытных старших коллег.
— Позвольте мне усомниться в этом, — после некоторой паузы сухо произнёс Пётр Петрович наблюдая, как старик торопливо засовывает свои ноги в тяжёлые ботинки и, путаясь в рукавах, натягивает пуховик на своё шарообразное тело.