Истории мёртвой зимы

— Только с картавым.

Петров хотел было возмутиться таким бесцеремонным определением, но автомобиль резко дёрнулся вперёд, отчего вместо встречной колкости студент только нелепо крякнул. Фагот зычно заржал, полностью лишив Петрова надежды на восстановление уязвлённого самолюбия.

Тем временем джип снова выкатился на шоссе. Вокруг замельтешили выключенные вывески магазинов, силуэты многоэтажек, опустевшие торговые центры, склады, гаражи, торчащие из жёлтого тумана фонари и деревья.

— Нам нужно ещё километров пять до последнего замера, — напомнила Валя. — Не сильно забирайся в сторону центра… Вдруг там снова… Полезут.

Леонид кивнул и свернул к пустынной промзоне. Сейчас он внезапно ощутил ранее незнакомое ему чувство, если не собственной значимости, то какой-то внутренней цельности. Притихшие на заднем сиденье люди, пять минут назад бывшие на волоске от смерти, теперь ждали ответов на свои вопросы, были готовы слушать его, и он это осознавал.

Пока джип ехал до точки замера, пока Валя тщательно проверяла соединения проводов между приёмником и самописцем, пока хитроумный прибор с жужжанием выдвигал антенну и с треском выстреливал чековой лентой со столбцами цифр… Леонид Ильич вещал. Для начала он авторитетно сообщил всё, что они смогли выяснить о природе оживающих мертвецов, рассказал о существовании талантливого учёного Петра Петровича, а затем в меру собственного понимания, но с особой важностью объявил о существовании плана, который должен всё вернуть в нормальное состояние.

— Толково, — морща лоб, серьёзно закивал Фагот, когда фонтан Лёниного многословия наконец иссяк, а потом небрежно толкнул в бок Петрова. — Вот, смотри, как надо матчасть знать, Истфак. Это тебе не на митингах скакать.

— Ну вот и всё, — Валя оторвала распечатанный чек с показаниями, аккуратно сложила его и убрала в карман куртки. — Теперь можем возвращаться в институт.

Прибор замолчал, но девушке казалось, что в её ушах по-прежнему раздаётся какой-то металлический бой.

— Слышите? Стучит что-то… — привлекла она внимание своих спутников и принялась озираться в поисках источника непонятного звука.

— Или кто-то… — с тревогой проговорил Лёня, а потом, определившись с направлением, уверенно указал на прямоугольную складскую коробку, обитую гофрированным железом. — Там стучит.

— Надо бы проверить, наверное… — неуверенно пробормотал Захарчук.

— Да, — согласился Леонид. — Давайте сходим и проверим.

Все молча и не сговариваясь, приступили к коротким сборам. Фагот перезарядил «Калашников». Валя вытащила из джипа и взяла за ручку на манер чемодана металлический ящик. Лёня сунул за пояс револьвер и набил карманы пуховика заветными патронами, а свой дробовик вручил Захарчуку. Последний громко захлопнул дверь опустевшего автомобиля, и все двинулись было в сторону склада. Но в этот момент молчание прервал, словно внезапно очнувшийся Петров.

— В смысле пг’овег’им? Вы сег’ьёзно?! — заголосил он. — Вы видели что вокг’уг твог’ится?! Если есть безопасное место давайте пг’осто поског’ее свалим туда!

— Там тоже могут быть люди, — спокойно ответил Леонид и повторил за Захарчуком, — Надо проверить.

— Тебе надо ты и пг’овег’яй! Я на такое не подписывался! И вообще… Чего это ты тут г’аскомандовался?

Лёня окинул Петрова презрительным взглядом и, не сказав ни слова, уверенно зашагал в сторону склада. Валя последовала за ним.

— Ты чего? Зассал, Истфак? Решил дезертировать? — понизив голос, прохрипел Фагот. — Эти ребята вдвоём нас всех вытащили. Не побоялись. А что если там кому-то тоже помощь нужна? Только о своей шкуре думаешь? Можешь тут остаться, только я не думаю, что после этого тебя кто-то ещё будет спасать. Я так уж точно. Сдохнешь один — и хер с тобой.

— Да не боись ты, майдановец, — примирительно и даже добродушно проговорил Захарчук, по всей видимости, решив взять на себя роль хорошего полицейского, и даже похлопал студента по плечу. — Мы же тебя прикроем в случае чего. На вот! На всякий пожарный…

Майор сунул в руки Петрову зажигалку и пару оставшихся освежителей, после чего все трое тоже неторопливо пошли к складам.

Глава 29. Коллеги

в которой происходят новые открытия, старые сослуживцы вспоминают былые времена, а Толик осознаёт совместимость гения и злодейства.

С самого утра сумрачную тишину небольшой квартирки ничего не нарушало. Даже неутомимый пластилиновый человечек в банке, вновь нежно слепленный толстыми и морщинистыми профессорскими пальцами, сейчас не стучал, а просто неподвижно лежал, притулившись к стенке своей стеклянной темницы. Лежал и сам хозяин квартиры. Правда, в отличие от своего пластилинового друга, Борис Сергеевич всё-таки порождал в воздухе звуковые колебания то своим похрюкивающим стариковским храпом, то скрипом дивана, с трудом сносящего давление грузного профессорского тела.