Это было так, словно вдруг ее самые сокровенные мечты детства, отрочества или женские грезы воплотились в фигуре этого великана с густой бородой, глазами небесного цвета и ручищами, как кувалды. Его украшал нагрудник из блестящего металла, а говорил он низким голосом, словно исходившим из самых глубин земли.
Он был словно бог, прибывший с далекой звезды, но при этом бог в привлекательной человеческой оболочке: мужчина, почти вдвое превосходивший любого другого, которого она когда-либо встречала; рядом с ним ее муж Чабча Пуси выглядел беззащитным ребенком.
Он появился ночью, грязный и уставший, но при этом оживленный и улыбчивый, словно то обстоятельство, что он пересек страну, преследуемый шпионами Атауальпы и подстерегаемый убийцами, которых подослал Чили Римак, – это пустяки, мелкие неприятности, и Найка любовалась им, пока он ел и шутил, и спрашивала себя, из чего это сделаны его белые-пребелые зубы, которые так притягивали ее взгляд.
У нее возникало желание дотронуться до него: хотелось протянуть руку и удостовериться в том, что он человек из плоти и крови, а не видение, возникшее в безумном бессмысленном сне, но боялась обжечься или, возможно, боялась, что от одного прикосновения он лопнет, как разноцветные пузыри, которые, бывало, скользили по неподвижной воде.
Она вдохнула резкий незнакомый запах, заполнивший комнату, подобно аромату полевых цветов в летнюю пору, и, затаившись в самом темном углу, наблюдала за его повадками, не замечая, что по ее спине катится холодный пот, а внизу живота разливается сладкая истома.
Алонсо!
Она очень тихо повторила – не раз и не два – это имя, звучавшее непривычно и восхитительно, и пришла к выводу, что в жизни не слышала такого слова, которое вот так же наполняло бы рот и будило столько странных отзвуков в голове.
Алонсо!
От его хохота дрожало пламя, освещавшее его лицо, а грохочущий голос отдавался у нее в ушах, подобно барабанному бою победившей армии.
Он взглянул на нее два раза.
С любопытством или, может, с восхищением, трудно сказать, но, как только Чабча Пуси представил ее как свою жену, он окончательно отвел взгляд, в знак почтения к другу, к которому испытывает глубокое уважение.
Она спросила себя, что может быть общего у настолько непохожих друг на друга людей.
Чабча был таким неразговорчивым и серьезным, что даже в самые интимные моменты она не замечала, чтобы он улыбался или позволял себе какой-нибудь непроизвольный жест, словно мужчине его возраста и положения не пристало демонстрировать свои чувства, пусть и наедине с любимой женщиной, тогда как Алонсо то и дело разражался смехом, постоянно размахивал руками и как будто нимало не беспокоился о том, чтобы сохранить что-то еще, помимо неоспоримого достоинства своей личности.
Таковы ли боги?
Таков ли Пачакамак, чья ярость влечет за собой разрушение и смерть; Солнце, которое ослепляет того, кто осмеливается на него взглянуть, или другие, более жестокие боги, которым требуются человеческие жертвы, чтобы простить вину своих рабов?
А Виракоча, Создатель мира со всеми его существами, является ли он еще и богом радости?
– Он всего лишь человек… – ответил Чабча Пуси, когда она отважилась задать ему вопрос о госте. – Ни на кого не похожий и слегка безумный, но человек…
– Ты уверен?
– Никто и никогда не может быть уверен в людях… И в богах… – таков был загадочный ответ кураки. – И тем более в человеке-боге, который будто разыгрывает тебя, чтобы сбить с толку.
– Откуда он взялся?
– С конца Вселенной. Ученые амауты[46] уверяют, что все имеет конец, даже творение Виракочи, и Вселенная неожиданно заканчивается пустотой, но Молина утверждает, что он прибыл из места, которое расположено еще дальше, за этим концом и этой пустотой. – Он вопросительно посмотрел на нее. – Хотел бы я знать, кому следует верить? Тем, кто диктует правила, которым подчиняется моя жизнь, или тому, кто своим присутствием доказывает, что они заблуждаются?
– Не может же такого быть, чтобы все как один заблуждались.
Она была еще почти ребенком, а высказала мысль, которая в той или иной форме еще недавно неотступно преследовала Чабчу Пуси, кураку Акомайо: «Не может же такого быть, чтобы все как один заблуждались».
– А если все-таки заблуждались?..
– Тогда весь мир рухнет. – Девушка слегка пожала плечами. – На самом деле, это тоже меня не удивило бы: мой отец утверждал, что многие вещи, которые он видел на звездах, не совпадали с тем, что он видел на земле. А почему Виракоча скрывается?
Он слегка провел рукой по ее волосам – черным как смоль, – которые спадали до пояса, и в очередной раз восхитился совершенной красотой ее лица богини.
– Инка не желает, чтобы его видели, пока священники не придут к заключению, кем он является на самом деле. Он останется здесь, пока Яна Пума не примет решение. К тому же его хотят убить.
– Почему?
– Он опасен.
– Для кого?