– К северу от большой реки, которая делит мир надвое. – Он выпятил грудь, отчего его толстое брюхо раскормленной свиньи еще больше увеличилось в размерах. – В молодые годы я командовал войском, которое как никогда глубоко забралось в леса на востоке. – Рассказом о былых подвигах он хотел произвести впечатление на слушателей и, вероятно, подавить свои собственные страхи, поэтому продолжал, не давая возможности себя перебить: – Мы, четыре тысячи человек, спустились по каньону Урубамбы, а дальше, после ее слияния с Апуримак[40], течение стало таким широким, что мы, соорудив плоты, стали сплавляться, хотя четыре плота затонуло и мы потеряли больше сотни человек. Спустя пятнадцать дней мы достигли огромной реки, где начали сражаться с «людьми-обезьянами», которые высушивают головы убитых врагов до размера с кулак, и «людьми-тростниками», которые убивают короткими отравленными дротиками с помощью духовой трубки. Однако у нас еще были силы, и мы продолжили плавание до тех пор, пока огромная река не стала широкой, как море, и не поглотила еще три плота. Вот тогда мы вошли в один из ее притоков, надеясь, что он смог бы вывести нас на север, к Кито, и вступили в самые ожесточенные сражения с ауками. Когда я отдал приказ о возвращении, у нас оставалось триста человек, однако на обратном пути большая честь погибла. Из четырех тысяч выжило двадцать три человека… – Он сделал паузу и, взглянув на Молину с суеверным страхом, который ему так и не удалось перебороть, добавил, понизив голос: – Один из пленников мне рассказал, что далеко на севере, дальше края изумрудов, он видел белого человека с длинной бородой, одетого в металлические одежды, у которого была «труба громов», убивавшая на расстоянии… Не ты ли это был?
– Нет, это был не я, но вполне мог быть испанец из Новой Гранады[41] или Тьерра-Фирме[42]… Некоторые мореплаватели уверяют, что по другую сторону материка в океан впадает река – широкая, словно море… Вероятно, та, по которой ты плыл.
– Эта река никуда не впадает, – убежденно сказал Анко Кече. – Дикари утверждают, что она падает в пропасть, и там мир кончается.
– То же самое думали мои предки о Море-Океане, – сказал Алонсо де Молина. – Но оказалось, что это не так: мир нигде не кончается, он круглый.
– Что ты сказал? – удивился тучный губернатор Кахамарки.
– Что мир – круглый, – пояснил Чабча Пуси, на всякий случай, если тот не расслышал. – Он говорит, что это огромный шар, гораздо больше луны.
– А!.. И кто его держит: Пачакамак или Виракоча?
– Никто, – спокойно ответил испанец. – Он плавает посреди пустоты и вращается вокруг Солнца.
Анко Кече какое-то время задумчиво рассматривал носы своих сандалий и в итоге с трудом поднялся и вперевалку направился к выходу.
– Мне надо идти, – сказал он. – Меня ждут серьезные дела. Чувствуй себя как дома.
Он вышел с гордым видом человека, который из-за переизбытка достоинства не желает чувствовать себя оскорбленным. После долгого молчания Чабча Пуси поднял голову к андалузцу и язвительно сказал:
– Я тебя предупреждал: не у всех столько терпения, как у меня… Не хватало только рассказать, как ты однажды залез на одного огромного слона величиной с эту комнату, который мог поднять дюжину человек… Ты нас погубишь!
Его разбудил крик боли. Он тут же вскочил и, схватив меч, приготовился дать отпор.
Несколько секунд, показавшихся ему вечностью, он стоял не двигаясь, стараясь привыкнуть к темноте и ожидая нападения, однако ничего не произошло, и стало ясно, что в комнате, кроме него, никого нет, а крик донесся из соседнего помещения.
Послышались голоса, затем кто-то принес свет, и Молина вошел в смежное помещение – просторную комнату – одновременно с Чабчей Пуси, Анко Кече и толпой слуг и солдат, которые попали туда через другую дверь. На полу, в луже крови, лежал самый юный из жрецов – со вспоротым животом и вывалившимися наружу внутренностями; он хрипел, в его широко раскрытых глазах застыло изумление.
Когда вошедшие опустились перед ним на колени, он поискал глазами Алонсо де Молину, и на какое-то мгновение напряжение на его перекошенном лице как будто ослабло.
– Он хотел тебя убить, – хрипло проговорил он. – Он не знал, что ты бог, и хотел тебя убить, но я охранял твой покой.
– Кто? – Голос Анко Кече выдавал силу его гнева. – Кто это был? Ты его знаешь?
Умирающий медленно покачал головой. Жизнь стремительно его покидала, а боль превратила лицо в настоящую маску. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул, протянул к Алонсо де Молине окровавленную руку и, коснувшись его руки, едва слышно прошептал:
– Он с побережья!.. Это был человек с побережья. От него воняло рыбой и потом; он был с побережья.
– Найдите его! – потребовал наместник Кахамарки тоном, не терпящим возражений; его лицо налилось кровью: того и гляди случится апоплексический удар. – Достаньте хоть из-под земли! Немедля!