Искушение

Поэтому, когда Джексон хочет поставить у моей двери огромную вазу с цветами, чтобы освободить руки, я кладу ладонь на его предплечье, останавливая его.

– Трое – это уже толпа, – говорю я.

Сначала он не понимает, о чем я, но потом до него доходит, и он, кивнув, делает шаг в сторону.

– Ну что, тогда до завтра? Мы можем встретиться на завтраке в десять, а затем пойти в библиотеку, если тебя это устроит.

– Провести утро субботы с тобой – что может быть лучше? – спрашиваю я.

– Хорошо. – Он хочет отдать мне цветы, но я обнимаю его и притягиваю его лицо к своему, чтобы быстро-быстро поцеловать в губы.

– Спасибо за вечер. Это было классно.

– Да? – Он выглядит смущенным, но довольным. Должна признаться, что сейчас у него ужасно милый вид.

– Да. Ты… – Я замолкаю, стараясь облечь мысль в слова.

Джексон прислоняется к дверному косяку и смотрит на меня с широкой ухмылкой на лице и огромной вазой с цветами в руках – и при этом ухитряется выглядеть все так же чертовски сексуально.

– Я что? – спрашивает он, скорчив дурацкую рожу.

– Полный кретин, – смеясь, говорю я.

Он тоже смеется.

– Это не то, что я надеялся услышать, но я удовольствуюсь и этим. – Он отдает мне цветы, затем целует меня в щеку. – Потому что ты моя.

Мое сердце превращается в лужицу – другого слова для этого нет.

– Вот и хорошо, – отвечаю я. – А ты мой.

Затем Джексон открывает передо мной дверь, и я вплываю в комнату, чувствуя, что мои голова и сердце полны этим парнем, этим сильным, удивительным парнем, который будит во мне такие чувства, о существовании которых я прежде и не подозревала.

Мэйси здесь нет – наверное, она сейчас с другими ведьмами и занимается каким-то колдовством, – так что я просто ставлю цветы на стол и плюхаюсь на кровать. Пару минут спустя я врубаю любимый плей-лист и беру с тумбочки книгу. Но это та же самая книга, которую я читала четыре месяца назад перед тем, как превратилась в горгулью, так что у меня не получается вспомнить сюжет.

Через три минуты, прочтя пять страниц, я откладываю книгу, думаю, что бы посмотреть на «Нетфликсе», но мне ничего не приходит в голову, и, в конце концов, я просто начинаю ходить по комнате, дотрагиваясь до вещей и ища, чем бы заняться.

Но заняться мне нечем – я давно не бывала в комнате одна и чувствую себя сейчас так неуютно, что в это трудно поверить. Не знаю, что со мной не так, ведь, приехав в Кэтмир, я жаждала уединения, и вот я одна, однако мне не по себе.

Наконец я решаю принять душ и лечь спать, но на полпути к ванной понимаю, что не могу этого сделать. Когда я принимала душ вчера, Хадсон спал. А сейчас он не спит.

Он продолжает молчать и не сказал мне ни слова со времени своей вспышки в библиотеке, но он лежит на кровати Мэйси и читает – я немного вытягиваю шею, чтобы увидеть название книги – это «Преступление и наказание» Достоевского. Может, он симпатизирует Родиону, который убивает людей ради своих эгоистичных целей?

Я колеблюсь. Мне хочется вымыть голову, но я ни за что не разденусь и не стану принимать душ, пока он смотрит на меня – пусть даже и кажется, что он читает. Разве он может не увидеть моей наготы, если ее буду видеть я сама? Ведь он как-никак находится в моей голове.

– Я не стану этого делать. – Когда Хадсон вдруг произносит эти слова, я вздрагиваю. Он все еще лежит на кровати Мэйси, скрестив ноги и положив руки под голову, но теперь книга покоится у него на груди.

Мне хочется спросить его, что именно так подействовало на него, что он замолчал так надолго, – но я довольствуюсь вопросом о его последних словах.

– О чем ты?

– Я не стану подсматривать, как ты раздеваешься и принимаешь душ. Можешь об этом не волноваться.

– Понятно, но как ты можешь не смотреть? Ведь на самом деле ты находишься в моей голове, хотя мне и кажется, что ты лежишь на кровати Мэйси. – Я стучу себя по голове. – Ты все еще тут.

– Не знаю как. Я могу закрыть глаза и погрузиться в себя так, чтобы не проявлять активности в твоем сознании. Можешь принять свой душ. Тебе не надо опасаться паскудства с моей стороны.

– Это ты и сделал тогда, в библиотеке? Погрузился в себя? – Не знаю, почему меня это занимает, почему я не могу просто принять свою победу и радоваться тому, что он наконец так надолго оставил меня в покое. Но особой радости я не испытываю, и мне хочется знать, что именно заставило его замолчать.

– Нет, – отвечает он. – Я все время был здесь. Я просто…

– Что?

– Не знаю. – Он качает головой. – Наверное, мне просто хотелось подумать.

– Я могу это понять.

Он улыбается, притом без тени насмешки – впервые за сегодняшний день. Но в его улыбке нет и веселья. Она просто какая-то… грустная.

– В самом деле можешь?