– Нет, не только. Горгульи сохраняли баланс между всеми сверхъестественными существами – вампирами и человековолками, ведьмами и драконами. – Он делает паузу. – Сюда относятся также русалки, шелки и все прочие магические существа – а также обыкновенные люди.
– Но тогда почему твой отец убил горгулий? Если они сохраняли баланс, почему он пожелал избавиться от них?
– Ему нужна была власть. Он и моя мать желали получить больше власти, однако они не могли ее обрести, пока за ними наблюдали горгульи. А теперь она у них есть. И они стоят во главе Круга…
– Амка говорила мне о Круге. Что он собой представляет? – спрашиваю я.
– Круг – это орган, руководящий сверхъестественными существами во всем мире. Мои родители занимают в этом совете самые высокие посты, посты, которые они унаследовали, когда мой отец инспирировал уничтожение всех горгулий, – объясняет Джексон.
–
– Он убил их всех из-за войны, которая так и не разразилась? – в ужасе шепчу я.
Джексон переворачивает страницу.
– Да, некоторые люди считают, что так оно и есть.
–
Меня немного шокирует и даже ужасает то, как Хадсон – кто бы мог подумать – говорит об их с Джексоном отце. Это же он хотел полностью уничтожить другие виды, так почему же он осуждает своего отца, который сделал то же самое?
–
Я не спорю с ним, хотя, по-моему, с его стороны нелепо делать вид, будто его собственные планы и дела не похожи на дела его отца. Конечно, стремясь к главенству над всеми, они истребляли разные кланы магических существ, но это не делает их разными. Они как две стороны одной медали.
И мне надо помнить об этом, чтобы из-за меня не погибли мы все.
Потому что Хадсон не всегда будет оставаться в моей голове. И никто не знает, что он натворит, когда выберется наружу.
Видимо, Джексон думает сейчас о том же, поскольку он подается вперед и говорит:
– Что бы нам ни пришлось делать, мы ни за что не должны выпускать моего брата в мир, позволив ему сохранить его силу. Мой отец истребил всех горгулий. Кто знает, что может сделать Хадсон?
Глава 44. Две головы не лучше, чем одна
Я ожидаю, что Хадсон взорвется, но он не произносит ни слова. Он ведет себя так тихо, что после нескольких минут молчания я подумала бы, что он заснул, если бы не видела, как его нога постукивает по полу, пока он смотрит в окно.
Не знаю, почему он не отвечает на слова Джексона – может, потому, что понимает: все, что сказал о нем Джексон, – правда. Может, потому что он смущен. А может, потому, что он уже выплеснул свой гнев. Не знаю, в чем тут дело, знаю только, что я ожидаю его реакции, какого-то ответа.
Я знакома с Хадсоном всего несколько дней, но мне уже известно, что ему несвойственно долго молчать. Как и не иметь в запасе одну или несколько язвительных ответных реплик…
На меня вдруг наваливается печаль, и я чувствую себя такой измученной, что мне приходится подавить зевок. Однако Джексон замечает его – он подмечает все – и говорит:
– Хватит, поиск данных может подождать до завтра. Давай отведем тебя в твою комнату.
Мне хочется возразить, но я так обессилела, что только киваю.
– Разве нам не надо убрать все это? – Я показываю на стол, на котором все еще горят свечи.
– Я могу довести тебя до твоей комнаты, а потом вернуться и убрать со стола. – Джексон тянет меня к двери.
– Не глупи. Вдвоем мы уберемся тут за десять минут, а потом сможем отправиться в мою комнату.
Но мы управляемся не за десять, а за пять минут, после чего идем к моей комнате. Когда мы оказываемся у двери, я вижу, что Джексон хочет поцеловать меня, как он сделал это вчера, но сейчас Хадсон не спит. Правда, он не говорит со мной, но видит и слышит все, и я не могу целоваться с Джексоном, когда за нами наблюдает его брат – особенно когда он делает это изнутри моей головы.
И мне совсем не хочется, чтобы Хадсон или кто-то другой знал, о чем я думаю, когда Джексон целует меня… или, что еще хуже, что я чувствую в этот момент. Это сугубо личное и касается только меня.