Искушение

– Если бы меня изнасиловали, я бы уехала из Москвы. От унижения и от одиночества. Ведь тогда, там, на турбазе все были не против, чтобы меня изнасиловали! Ведь правда?! Знаешь, какое это страшное одиночество! Только ты меня не бросил, если бы не ты, меня бы сейчас здесь не было.

– Твой Андрей ничего не знает?

– Нет, – мотнула головой Катя.

Они замолчали.

– Стоит нам с тобой увидеться, всегда так, – грустно усмехнулся Алексей, – ты меня скоро начнешь ненавидеть.

– Я? – удивилась Катя: – Наоборот! Ты единственный, с кем я обо всем могу говорить!

– Я каждый день так вот с тобой разговариваю, я уже сам устал. А как твои в Белореченске?

Катя не сразу поняла, о чем речь, посмотрела с вопросом, потом поняла:

– Ты лучше знаешь, – улыбнулась. – Ты на какой лавочке сидел?

– На обычной, туда тропинка вела, голубая лавочка…

– Со спинкой?

– Ну.

– А ближе к воде еще одна, совсем маленькая такая?

– Не помню, – честно сознался Алексей, – там снега по пояс.

– С той маленькой у самой воды отец рыбу ловит для кота, а эту голубую ему Иван Данилыч сделал на день рожденья. Давно уже, я маленькая была. Эта для созерцаний, – лицо Кати смеялось.

– Отец выздоравливает?

– Да, ходит с костылями, это он тропинку протоптал к лавочке.

Катя ехала домой. Андрей улетел в очередную командировку, опять в Якутск. Она так и не знала, удалось ли ему решить его вчерашнюю проблему. Андрей, трезвый, о делах никогда не говорил.

По дороге зашла в аптеку.

Через полчаса Катя сидела в своей новенькой сверкающей мрамором ванной с положительным результатом в руках. Она перечитала инструкцию, использовала еще один тест… она была беременна.

Сварила себе кофе, села тут же у кофеварки, но потом взяла блюдце и пересела к столу. Она зачем-то, почти нечаянно наблюдала себя со стороны, от рассеянности мыслей, может быть, ей важнее было, что происходит внутри, а внутри временами становилось необъяснимо жутко, так, что чашка начинала дрожать в руке. Страх охватывал ее всю тревожной волной, мелькали лица матери, Андрея, Насти почему-то. Но страх так же бесследно исчезал, как и появлялся, и становилось вдруг спокойно. И никого уже не было, только независимо от ее воли, внутри нее вдруг являлся кто-то еще, совсем не маленький, но как будто такой же, как она сама, как будто она сама и раздваивалась, и этому другому, им вместе было очень хорошо и уверенно, она ясно это чувствовала.

Катя разделась и встала перед зеркалом – ничего не изменилось! Она щупала живот, он был обычный, на лице никаких признаков. Не тошнило.

Катя вернулась за стол, допила кофе, заставляя себя успокоиться. В Якутске было два часа ночи, поняла она с облегчением, ей и хотелось и не хотелось звонить. Все пыталась представить себе его реакцию и не могла.

Через три дня – Андрей все был в командировке – она, сдав кучу анализов, все о себе знала. Пять недель.

Позвонила Андрею, там было восемь вечера.

– Андрюша, я беременная, – сказала, чувствуя, как от волнения начинает стучать в висках.

На той стороне было тихо.

– Андрей? – позвала Катя.

– Что думаешь? – раздался его спокойный, даже будничный голос.

– Мне страшно немного, но я очень рада, а ты?

Андрей молчал.

– Кать, я попозже позвоню, не могу сейчас говорить, у нас совещание.

Он перезвонил через час.

– Ты, правда, рада?

– А ты? Ты совсем не рад, это же твой ребенок! Чего ты боишься? – заговорила Катя горячо, за этот час в ней накопилось.

– Кать, мне некогда было подумать, ты не волнуйся, у меня тут дел полно, давай, я вернусь, и мы все обсудим. Ты сама подумай хорошо, мы же его не планировали, правда? Подумай хорошо, ладно? Тебе ничего не надо?

– Когда ты вернешься? – Катя изо всех сил пыталась взять себя в руки, но голос ее дрожал. За этот час ожидания она ясно ощутила себя в полном одиночестве.

Андрей отменил встречу и поднялся к себе в номер. Сначала он держался и пытался все обдумать, но, почувствовав в ней решимость, испугался. Это было очень странное волнение: ни ему, ни его близким ничего не угрожало, и все на свете было почти так же, ничего или почти ничего не изменилось. А то, что изменилось, не было опасным само по себе. Но он чувствовал, как всю его нервную систему против его воли скручивает в тугой узел. То, что происходило, было очень сильным. Он чувствовал жар и бессилие… временами его охватывал панический страх. Достал коньяк из бара и замер с бутылкой и фужером в руках посреди своего же роскошного президентского люкса.