После того как Аверьянова доставили в районный отдел госбезопасности, им сразу же занялся Елисеев, начальник контрразведывательного отдела. Он так подробно запротоколировал первый допрос, что у майора Волостнова невольно сложилось впечатление, будто он лично присутствовал во время их беседы. Сразу же после допроса Елисеев отправил группу оперативников с отделением автоматчиков на задержание двух агентов. Они оказали серьезное сопротивление, так что в результате ожесточенной перестрелки одного из диверсантов пришлось ликвидировать, а вот другого удалось задержать. Уже через час после его ареста тот стал давать подробные признательные показания, которые мало чем отличались от того, что уже успел рассказать Михаил Аверьянов.
О задержании диверсантов было доложено в Москву, и Центр рассчитывал на серьезные результаты. Но сначала следовало составить собственное мнение. Одно дело — лист бумаги, пусть даже с красочным повествованием, и совсем другое — живой рассказ.
Подняв трубку телефона, майор Волостнов набрал номер начальника контрразведывательного отдела.
— Слушаю, — прозвучал басовитый голос капитана Елисеева.
— Владимир Семенович, поднимись ко мне на минутку.
— Уже выхожу, Лев Федорович, — ответил заместитель и через пару минут уже негромко постучал в дверь кабинета начальника Управления государственной безопасности.
— Присаживайся, Владимир Семенович, — начал Волостнов. — У меня к тебе вот какой вопрос: какое впечатление на тебя произвел Аверьянов?
— Мне показалось, что он был искренним.
— То есть ты полагаешь, что его показания правдивы?
— Думаю, что да… Хотя некоторые вещи я бы перепроверил, чтобы быть точно уверенным.
— Что ты можешь о нем сказать? Каковы твои личные впечатления?
— Аверьянов родом из Вологды. На фронт пошел добровольцем, затем его отправили на курсы командиров. Командовал отделением, потом взводом, попал в окружение под Харьковом. Уверяет, что от его взвода осталось только три человека. Такие вещи проверить очень сложно… Пытался пробиться к своим, но попал в плен. Был в сборном лагере под Харьковом. Именно там произошла его вербовка. Оттуда был направлен в диверсионную школу близ города Веймар. Пытался бежать, но был пойман. Каким-то чудом остался в живых после расстрела. Лежал на излечении в госпитале. Затем его перевели в Псковскую диверсионно-разведывательную школу. После окончания обучения определили в «Абверкоманду-104» — его псевдоним — «Филин» — и перебросили сюда. По его словам, он сам напросился в Вологду, убедил немцев, что так будет лучше для дела.
— Значит, в Вологде у него проживают родственники?
— Не совсем так. Его старший брат — кадровый военный, артиллерист. Сейчас воюет на Волховском фронте, до войны служил в Горьком, мать уехала к нему, проживает там вместе с невесткой. А сам Аверьянов остался в Вологде, откуда и ушел на фронт.
— И какая причина заставила его вернуться в Вологду, если у него здесь нет близких?
— В Вологде проживает женщина, которую он очень любит.
— Он сам о ней рассказал?
— О ней он как раз не сказал ни слова, об этом мы узнали по оперативным источникам. Судя по всему, он вернулся сюда из-за нее.
— Любовь?
— Получается, что так.
— Что за девушка?
— Зовут ее Мария Радчикова, девичья фамилия Зотова. Двадцать два года, работает в железнодорожном депо сметчицей. Весьма привлекательная особа. Недавно вышла замуж. В деле имеется ее фотография.
Майор Волостнов согласно кивнул. В дело была вклеена фотография, не заметить которую было невозможно, уж слишком привлекательная женщина.
— Помню… Кто у нее муж?
— Капитан интендантской службы. По отзывам соседей, живут хорошо, не ссорятся. Есть ребенок.
— За женщиной установить наблюдение. Хотелось бы верить, что Зотова в этой истории ни при чем.
— Мы уже работали в этом направлении. Выявили круг ее знакомых, с кем она общается… Ведет довольно замкнутый образ жизни, никуда не ходит и ни с кем особенно не встречается. Разве только с двумя-тремя школьными подругами.
— Как ты думаешь, почему Аверьянов пошел на службу к немцам?
— Думаю, что у него не было выбора. Просто хотел выжить. С пленными немцы не церемонились. В сборном лагере под Харьковом, в котором он сидел, только за первые два месяца умерла от голода и ран половина пленных, а это несколько тысяч человек.
— А сам он что сказал в свое оправдание?
— То, что говорят и остальные. Все их рассказы будто бы под копирку. Родину не предавал, в плен попал только после того, как закончились патроны. Не стал оставлять для себя последний патрон только потому, что рассчитывал вернуться назад и помочь родине. Согласился пойти в немецкую разведшколу для того, чтобы, вернувшись, кровью искупить свою вину.
— И ты ему веришь, Владимир Семенович? — в упор посмотрел на заместителя Волостнов. Отношения между ними оставались дружескими, вот только взгляд Льва Федоровича с новой должностью как-то вдруг потяжелел. Елисеев невольно поймал себя на желании распрямить малость ссутулившиеся плечи.
— Вопрос непростой… Плен меняет даже самого сильного человека, но я бы рискнул привлечь Аверьянова к оперативной работе.