Искупление грехов

В той же печи защитники сжигали тех, кто умер от голода. Последняя запись пробирала до дрожи:

«Сегодня умер Ан-ин-он. Умер ночью.

Сумел дотащить его до печи и сжечь.

Пишу табличку – поставлю её на обжиг.

Вечером достану и снова растоплю печь.

Я оболью себя чёрной смолой и прыгну в огонь.

Не хочу вставать».

Печь так и стояла на нижнем ярусе. Рядом лежала куча угля, покрытая толстым слоем пыли. В подвале обнаружился колодец. Ни ведра, ни верёвки, ни деревянного барабана уже не было. Внизу, в темноте, слышалось тихое журчание, хотя Са-ин-ан писал, что колодец питала целая подземная река, и воды было вдосталь. От реки остался лишь пересыхающий ручей, но нам хватило и его.

Нашлись и остатки доспехов защитников башни. Те, что пережили прошедшие века. Не осталось деревянной мебели, не сохранился даже сундук, в котором хранились таблички – только куча песка, в которой они лежали. Следы пребывания людей в башне можно было обнаружить только в глухих каменных мешках. Ветер, врывавшийся в помещения с бойницами, вымел пыль, окислил бронзу и вылизал помещения до голого камня.

И не тронул золото и серебро. Серебряная посуда, золотые украшения, многочисленные монеты – всё это мы обнаружили на самом верхнем ярусе башни, куда не сразу удалось проникнуть. Именно там, судя по всему, коротала последние дни перед смертью дочка правителя. Там же хранились все деньги и богатства, которые вывезли беглецы, и которыми собирались расплачиваться со спасителями. Но платить никому не пришлось. Мир рухнул, и ненужное золото осталось лежать в запертой башне.

- Чтоб меня, – тихо прошептала Пятнашка.

Мы стояли в комнате с золотом и серебром – только десятники отряда. Снизу Пузо и Одноглазый не давали любопытным подняться на пятый ярус – они-то комнату с сокровищами и вскрыли.

- Я бы сказал, что мы дерьме… Если бы не был так счастлив, – прошептал Хохо.

- И как мы будем это прятать? – поинтересовался я. – И вообще сколько тут?

- А я почём знаю? – сказал Хохо. – Но золота тут только по весу на пару миллионов ули наберётся.

Хохо подошёл к кучке монет и вытащил одну из них, пытаясь оттереть патину. Монета изображала чей-то горделивый профиль.

- Фе-ро-ок, – прочитал Хохо. – Пятнашка, ты случаем про такое не читала?

- Читала про дораскольные монеты фера, – ответила девушка, подходя ближе. – На картинке выглядели очень похоже.

- А почему тут иначе написано? – спросил Нож.

- Не знаю, – ответила Пятнашка[6]. – Мне это было не слишком интересно. Я и не стала читать.

[6]А я знаю! Если это кого-то, конечно, интересует. Слоговое письмо предполагало строгое чередование пары согласная-гласная (чему соответствует отдельный символ). В нашем мире, если в слове появлялась отдельная согласная (слово «кот»), то решалось это либо использованием дополнительного слога («коту»), либо созданием слабой согласной (на примере русского не покажешь). Но жители этого мира на первых шагах решили всё проще – создав обратный слог, где гласная в начале перевёрнутого слога удваивала гласную в конце предыдущего слога. Изначально монета называлась «ферок» и записывалась двумя прямыми слогами «фе»+«ро» и обратным «ок», а потом – оставили только два слога. Всё равно фероки никто больше не использует.

- Да уж… Тот самый случай, когда лучше бы почитала! – хохотнул Хохо.

- Я тебе что, книга «всё обо всём» на ножках? – поинтересовалась Пятнашка. – Скажи спасибо, что хоть это помню.

- Как мы это тащить-то будем? – подумал я вслух. – Всё-таки двести килограммов золота и серебра[7]…

[7]Нет, Шрам использовал другую меру веса. Но оно вам, уважаемые читатели, надо? Достаточно сказать, что они нашли примерно 20 000 монет весом под 120 килограммов – и кучу посуды и украшений ещё килограммов на 80. Весило это примерно 40 000 эо, что в переводе на килограммы и составляет около 200.