Исключительно твой

— Я тут… — едва слышно. Марат подходит. Смотрит на меня, сунув руки в карманы. На виске колотится венка. Я как завороженная не могу отвести от нее глаз. К горлу снова подкатывает.

— Ну что за драма, а? — касается моей щеки пальцами.

— Никакой драмы, — усмехаюсь я. Просто нехорошо как-то. Я не жду, что он останется. И вообще не на то давлю. А Марат оглядывается на дверь и замечает виновато:

— Мне надо отойти, ты же слышала. Сама справишься?

Губы растягиваются в полную горечи улыбку:

— Конечно. Я всегда сама справляюсь.

— Ну, зачем ты, а? Зачем эти упреки?

— Ты прав. Незачем. Иди.

— Поезжай домой, если плохо.

Закрываю глаза, давая понять, что его услышала. Цежу воздух в попытке унять тошноту.

— Афин, если ты каждый раз будешь так реагировать, мы далеко не уедем, — вздыхает Марат. Его слова до того меня поражают, что на секунду даже становится легче.

— Тебя ждут, — напоминаю, чтобы, наконец, остаться одной. Мар психует. Разворачивается на пятках, но все же, в последний момент сдержавшись, дверь закрывает почти бесшумно. Впрочем, даже этот тихий звук для меня звучит как отмашка. Я вскакиваю. И меня опять выворачивает.

Никакой драмы, черт его дери. Просто что-то несвежее.

Съедено. Или льнет ко мне грязными простынями. Какой-то вечный день сурка. Одно и то же. Может быть, это я какая-то неправильная? Недостойная… Нормального человеческого отношения. Ну, ведь почему-то так происходит в моей жизни? Второй раз уже происходит. Ровно по тому же сценарию. Вот только в первый раз мои чувства не были и близко такими острыми, как сейчас. Оттого и боль острее. Мучительнее. И, наверное, надо положить ей конец. Слабость, которую я проявила вначале, теперь выходит мне боком. Но Марат просил, Марат умолял… Вот я и сдалась, глупая. И ведь знала, что ни к чему хорошему это не приведет, понимала, как будет больно. И что закончится это все, один черт, закончится. Потому что ревность отравит все, как радиация, изменит химический состав чувств, превратит любовь в мучительную зависимость, слижет, будто кот простоквашу, все светлые воспоминания, втопчет в грязь мягкими лапами.

Соскребаю себя с дивана. Подкрашиваю губы и пальцами наношу немного румян на скулы, чтобы не выглядеть совсем уж трупом. Уже на парковке понимаю, что на работу мы приехали с Маратом вместе. И возвращаться домой мне просто не на чем. А тошнота-то никуда не делась. Да и голова кружится…

— Проблема? — раздается за спиной знакомый чуть насмешливый голос. Оборачиваюсь. Коваленко…

— Забыла вызвать такси. Привет, Володя.

Вдох-выдох. Трясущимися холодными руками достаю из сумочки телефон.

— Давай подвезу.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Почему?

— Потому что я себя неважно чувствую. Нет сил отбиваться от твоих поползновений.

Иногда правда — самое простое, что можно себе позволить.

— Я просто подвезу тебя. Обещаю.

Раздумываю недолго. Мне на самом деле плохо. И прокуренное такси — не лучший вариант сейчас.

— Ловлю на слове.

К счастью, Коваленко действительно не особенно на меня наседает. Лишь в самом начале пути интересуется, не отвезти ли меня в больницу. А в конце, когда я отказываюсь, замечает:

— Я хотел тебя уберечь.

— От чего?

— От боли. Айзеры женятся только на своих.

— Ты не… — слово «айзер» я глотаю. Просто потому что не хочу его повторять. Оно гнусное, как все другие подобные оскорбления. — Но тоже морочил мне голову.

— Дай мне шанс. И я все исправлю.

Кладу пальцы на ручку двери, сгребаю с колен сумочку. И перед тем как выйти, поворачиваюсь к нему, ловлю взгляд и отрицательно веду головой. Как простить убийство ребенка? Я дура, конечно, кто ж спорит? Но ведь не настолько.

Да и ушел наш поезд. Давно уж ушел.

Как разбитая параличом старуха поднимаюсь к себе. Скидываю туфли. С трудом раздеваюсь и падаю на кровать. Просыпаюсь от того, что в двери проворачивается ключ. До меня доносятся шуршание и быстрые шаги Марата. Я всполошенно приподнимаюсь. Выгляжу я, наверное, как пугало. Тянусь к тумбочке, чтобы хоть причесаться, но дверь в спальню открывается. Марат залетает в комнату и застывает посредине, прямо под красивой люстрой, сжимая кулаки.

— Какого черта?! Что ты себе позволяешь?!

— Ты о чем? — после всего, что было, во рту у меня мерзкий вкус.

— О тебе и Коваленко! Ты думала, я не узнаю?!

Марат подходит к кровати. Больно хватает за руку. Я шокированно гляжу на место, где его сильные смуглые пальцы оставляют синяки на моей гораздо более светлой коже.

— Мне было плохо. Ты уехал, оставив меня без колес. Владимир просто подвез меня.

Темные глаза Марата широко распахиваются, когда до него доходит смысл слов. Он резко разжимает руку. Зарывается пальцами в волосы.

— Прости. Я просто… Это было… Я приревновал. Спасибо, что все объяснила. И извини, что я не подумал про то, как ты будешь добираться.

— Не знаю, зачем оправдывалась, — не в такт замечаю я. — Ты же понимаешь, что ничего не можешь от меня требовать?

— Я не могу?

— Да. Не можешь. Ты сам себя лишил этого права. Это был первый и последний раз, когда я… — пожимаю плечами.

— Зачем ты это делаешь?

— Что?

— Выводишь меня на гребаные эмоции!