Искажение

– Вполне. Может, у него и есть какие-то галлюцинации, этого я не знаю, но умственно отсталым он мне не показался, скорее достаточно умным и симпатичным человеком. И он сказал, что, если мы хотим поговорить о Ремарке, он с удовольствием с нами встретится.

– Даже верить не хочется – столько везения сразу.

– Я тоже так подумал, – вставляет Крис. – Но, собственно, что нам терять? Несколько часов, за которые Мила задаст мне завтра перцу, и только.

– Моя старуха только рада, что я уехал, – говорит Вернер. – Такая же вредная, как и жена нашего сержанта.

– А моя осталась в Хармане.

– Да, кстати, Маркус, как там Неми?

– Я звонил ей несколько раз, но она не отвечает, – внезапно я ощущаю навалившуюся тяжесть. – Наверняка обиделась из-за того, что я не хотел, чтобы она летела в пустыню. Мы с ней из-за этого поссорились на базе Кентавр. Я объяснял Неми, что она может отказаться от участия в этой операции, но она чертовски боится потерять контракт и не получить убежища.

Мы разговариваем так еще около часа, сравнивая свои впечатления от отпуска и слегка сетуя на судьбу. Если из этой пьяной болтовни что-то и следует, то только черная картина солдатской жизни. Короче говоря, мы в полной заднице, даже вернувшись на родину. Разве что кто-то тебя ждет и скучает – так, как Мила ждет Балларда или Мария Нормана.

Мы с некоторой неохотой собираемся. Крис провожает нас до подъезда, мы пожимаем внизу друг другу руки и отправляемся вдвоем в отель. Вернер постоянно спотыкается, но, похоже, все реже. В отеле берем два соседних номера и в коридоре договариваемся выпить вечером водки. Ничего другого нам в голову не приходит.

Вторник, 14 июня, 11.15

Град, Центральная провинция, Республика Рамма

За несколько километров до больницы нам приходится остановиться на обочине. Вчерашнее возлияние с Адамом изгнало из моего желудка съеденную на завтрак яичницу. Пока я блюю под огромным деревом, Баллард и Вернер обмениваются шуточками возле машины. У меня трещит голова, ноги дрожат от усталости, а мир вокруг вертится будто чертово колесо. Хорошо еще, что в автомобильном бардачке нашлись обезболивающие таблетки.

Нет на земле более глупого зверя, чем человек.

– Здорово же ты набрался, – говорит Крис.

– Сегодня я ни на что не годен.

– Придется как-то собраться. – Он бросает взгляд на экран навигатора. – Сейчас будем на месте.

Мы подъезжаем к воротам клиники. Баллард берет парковочный билет, и мы кружим по площади, ища место в тени. Найдя его где-то на краю парковки, направляемся к главному входу, до которого несколько сотен метров.

Комплекс огромен – десятка полтора четырехэтажных зданий, разбросанных на территории парка. Глядя на них, можно подумать, будто половина населения сидит в психушке. Не обязательно та, что следовало бы, но тем не менее.

Перед нами раздвигаются стеклянные двери, и мы входим в прохладное нутро. В главном холле ходит туда-сюда персонал в голубой форме. На диванах у стен, похоже, ждут визита несколько пациентов. За стойкой сидит женщина лет пятидесяти, с дежурной улыбкой на лице.

– Здравствуйте, – говорит Крис. – Мы хотели бы навестить знакомого, который лечится в вашей больнице. Его зовут Бернард Вайнхаус.

– Да, конечно. – Женщина вводит фамилию в компьютер. – Господин Вайнхаус находится в корпусе «С». Налево от выхода и дальше по указателям.

– Большое вам спасибо. Нам нужно оставить свои документы?

– Нет, просто запишитесь на отделении в реестр. Но вам следует знать, что всем вместе вам туда нельзя.

– Как это? – спрашивает Адам. – Не понимаю.

– По нашим правилам, на отделениях для тяжелобольных пациента может навещать одновременно только один человек. Чтобы не нарушать тишину и не подвергать стрессу других пациентов.

– И ничего с этим не поделать? – уточняет Крис.

– Увы, персоналу даны соответствующие указания, и вас на отделение не пропустят. Если хотите, можете войти по одному, с интервалом не менее часа.

– Заебись! – вырывается у Вернера.

– Прошу прощения за товарища, – примирительным тоном говорит Баллард. – Мы приехали издалека и не знали. Может, как-нибудь договоримся?

С лица администраторши исчезает улыбка.

– Нет, господа, мы не договоримся. А если персонал сочтет нужным, вас могут вообще не пустить. В рабочие дни посещение зависит от усмотрения медсестер.

Мы выходим и останавливаемся на ступенях. Баллард угощает меня сигаретой. Вернер тихо ругается и сплевывает на тротуар. Ситуация, может, и не патовая, но немилосердно нас бесит.

– И что будем делать? – прерываю я невыносимую тишину.

– Тебе придется пойти туда и поговорить с пациентом. А мы подождем в машине.

– Что ты несешь, Крис? Сам же видишь – я едва на ногах держусь.

– Справишься. Это твое расследование, и это тебя поразило в Кумише. Если кто-то и поймет этого человека, то только ты, Маркус. У вас, так сказать, есть нечто общее.

– Кто бы знал, – говорю я, опираясь о стену.

– Мы с Адамом пойдем на парковку и подождем тебя. Давай, иди в отделение, пока та баба не позвонила и не устроила нам какое-нибудь говно.