Не брезговала искательница приключений время от времени помогать ростовщикам с возвращением одолженных у них средств либо, наоборот, убеждать их же несколько поумерить пыл, когда ссудившие у них деньги все еще пользовались их могуществом. Все зависело от того, какая сторона раньше обращалась к ее услугам и, конечно же, которая давала больше драгоценных металлов в виде монет, цельных слитков и ювелирных изделий за вмешательство в свое правое дело. Что важно, выполнив работу для должника (или группы должников), Лихт отказывалась наниматься теперь к его ростовщику, смекалисто прикинувшему умом в сторону скорейшего возвращения своих средств руками только что урезонившей его искательницы приключений. Верно это было и в отношении предложений обратного порядка, когда более расторопным в привлечении Лихт на свою сторону оказывался в самом начале ростовщик, а затем ссудившие уповали на продажность искателей приключений. Нужно признать, все они делали это не без основания, потому что порой находились среди искателей приключений желающие обогатить свой кошелек за счет обеих сторон. Такие авантюристы не находили ничего предосудительного в том, что делали.
Случалось также, что девушка содействовала кому-нибудь в овладении отходившим к нему богатством в той или иной форме, когда запруженные реки законов не торопились передавать ценности на деле, а то даже вели себя так, будто совсем заниматься отправкой постановлений и решений не собирались. В таких случаях во время вежливых визитов телохранители нерадивых лиц находили себя невежливо избитыми, прежде чем их хозяин клятвенно обещал сделать все, как был на то обязан судом, завещанием, договором, каким бы причудливым и оставляющим место для свободного толкования этот договор ни был. Бывало, что одного посещения оказывалось недостаточно, тогда златовласка со спокойным лицом ломала руки и ноги не воспринявшей собственное обещание всерьез персоне, зачастую предварительно сильно покалечив пытавшихся исполнить свой долг телохранителей. Ей было даже жалко всех этих людей, поэтому за умеренную плату она лечила только что нанесенные ею увечья.
Несколько раз Лихт сама становилась телохранителем человека, который располагал возможностью вызвать симпатию к своей шкуре не по причине сокрытых в ней человеческих качеств. За такую работу искательница приключений получала солидные вознаграждения, и с течением времени у нее собралось достаточно средств, чтобы в один день уплыть с материка двух империй туда, где никто не слышал об искателях приключений, а деньги позволили бы ей держать людей вдали от себя. Или держать себя вдали от людей, это с какой стороны еще посмотреть на вопрос.
Однако вместе с копившимся золотом в Лихт укреплялось понимание глубокого несовершенства окружавшего ее мира, при котором искательница приключений все чаще подходила к обозначенной ею черте нравственности и даже переступала ее. А это отдаляло златовласку от существовавшего в ее голове тихого места за морем, от ее мечты о спокойствии и отдыхе, когда не придется лить ничью кровь для того, чтобы жить. Изменения происходили в душе Лихт. Внутри себя она медленно, но верно переставала верить в одну из двух своих величайших фантазий.
Хорошо, что во второй она и сомневаться не смела, пускай ни в известной ей истории всех народов, также ни в одном, даже самом древнем или новом предании, которое слышали ее уши, не описывались мечта и страсть, подобные мечте и вожделению ее. Потому что на первый взгляд это шло против природы вещей.
Но ведь такова природа Лихт — идти против природы вещей. Да еще в процессе обнаруживать, что вещи совсем не так однозначны, какими их принято видеть.
Словом, на глазах у искательницы приключений заложенные народом поэтов в ее сознание суждения о жизни и об обществе терпели беспощадные удары разрушительного молота, и вместе с верой в хорошее исчезала вера в достойное существование где бы то ни было в этом мире. При этой мысли память дочери мореплавателей переметнулась к судьбам известных искателей приключений, вернее, к их не отличавшемуся разнообразием концу.