Искательница приключений

Когда четвертые чашки шоколада были распиты и сладости безвозвратно уничтожены учениками следопыта (граф сам пригласил их отведать этой еды), посланников герцога отвели сначала в горячую баню с ванной с холоднейшей водой в соседнем помещении, затем расположили в достойных их апартаментах в гостевом крыле ратуше, тщательно охраняемом, чтобы никто, включая их самих, не потревожил покой уставших за десять дней непосильной погони, а затем — дипломатических переговоров гостей.

Глава четвертая

Сон Лихт перешел в дрему, при которой память искательницы приключений взяла да и извлекла из кладовых ее сознания образы ее недавнего прошлого. Поначалу Лихт пыталась ускользнуть от сих ярких видений обратно в безмятежное спокойствие сна, но скоро поняла тщетность своих усилий и позволила краскам замелькать перед глазами ума, сплетаясь в картины событий последних полутора лет ее жизни. Сделав это, искательница приключений почувствовала, что ей давно следовало дать себе разрядку.

То, что было, причинило ей боль, много острой боли. Вернее, Лихт, наконец, позволила себе почувствовать эту боль, которую так долго хоронила в душе, заталкивала в далекие закоулки своего духа, чтобы не ощущать это чувство, день ото дня делавшееся только сильнее. Она знала, что долго прятать свои чувства в себе нельзя, особенно страстным натурам вроде нее самой. Но упорно убеждала себя, что то было неподходящее время чувствовать что-либо помимо профессионального долга, и, кто знает, может быть, она была не так уж не права в этом. Однако за любой, и тем более долгосрочный, обман своей души приходится платить, зачастую с высокими процентами надбавки.

В месте, куда Лихт бросала все пережитое ею и не принятое ее совестью, в подземелье, где она запирала на замок в темных сырых казематах свои чувства, они бродили меж холодными заплесневелыми камнями, подобно злым бесплотным духам. Предоставленные самим себе, набирали силу, становились все грознее и страшнее — чтобы в один день расшатать стены своих темниц, вырваться на свободу в облаке едкой ядовитой пыли и предъявить искательнице приключений результаты проделанной ими кропотливой работы во всей ее уродливой красе. Зная, что если вовремя уделить внимание схороненным чувствам, то можно избежать многих лихих последствий, Лихт отперла решетчатые ворота в подземные каменные остроги своего сердца, дала хлынувшим из них видениям свободный ход и вгляделась в представшую перед ней череду событий.

Она сделала это еще и затем, чтобы очистить ум в голове, в который вот уже несколько недель как прокрадывались приглушенные толщей земли и широкими блоками камней темницы стоны ее чувств, и, освободившись от них, выполнить уже продуманный ею до мелочей дьявольский план.

А план искательницы приключений был хитер не в пример приведшим к его возникновению помыслам, что проносились ныне перед мысленным взором девы и касались того периода ее жизни, когда несправедливость стала неотъемлемой чертой также и внутреннего мира девы, по мере того как Лихт приходилось принимать тяжелые решения относительно себя и окружавших ее людей и вещей. Заплясавший на свободе, так долго томившийся в узилище хоровод красок разбудил в искательнице приключений новые понимания среды ее жизни, ответом которой почти всегда становились сжатые кулаки, готовые немедленно пуститься в ход, чтобы расчистить дорогу своей обладательнице либо не позволить другому человеку в преследовании его целей переступить через Лихт. А в начале пути девы таких попадалось много, и они слишком поздно для себя понимали, что в итоге Лихт переступала через них, безболезненно, насколько могла. Хорошо, что со временем за ней закрепилась противоречивая, но в основном жестокая слава, и люди стали лучше следить за отсутствием конфликтов своих интересов с делами ее.

За редкими исключениями, все искатели приключений подобно Лихт смотрели на общество, в котором жили. И это неудивительно, ведь они редко становились искателями приключений по собственной воле. Чаще, в большинстве случаев, несомненно трагические события предшествовали пересмотру будущими авантюристами взглядов на мир и в то же время способствовали подобным им существам, людям, превратиться для них во врагов из вчерашних добрых товарищей. Испытав связанный с их новым положением в обществе гнет, гибкие искатели приключений приспосабливались к изменившимся условиям своего бытия, а жесткие и несгибаемые отвечали сильным ударом на полученный удар. Но каким бы из этих двух типов свежеиспеченный авантюрист ни получался, он всегда терял доверие к вырастившему его иногда даже с любовью человечеству.